Валерий Барзас - Та заводская проходная…

Заложив руки за спину, он медленно, степенно удалялся по бывшей «аллее славы» у проходной, где когда-то на фанерных щитах висели портреты ударников труда. (Сейчас — ни ударников, ни славы, но, по сути, если приглядеться, все то же, что было лет пятнадцать назад… особенно касательно «труда»…) Нет, есть в Минории какая-то авантажность, и он это наверняка знает, следит за собой. Откопал где-то черную матерчатую фуражку с пузырчатым верхом, в которой он тянет не меньше чем на члена Политбюро… Жуткая фуражка, хорошо, хоть не всегда ее надевает, лишь по особым случаям… Когда он где-нибудь близ проходной разговаривает с г-ном Лимановым, тоже весьма импозантным человеком, да еще на две головы выше Минория, то со стороны трудно, вероятно, угадать, кто из них кем командует…

По главной аллее к въездным воротам приближалась большая ватага. Широкие стволы тополей мешали мне в окно определить ее «цеховую принадлежность». Вышел наружу, на крыльцо. Впереди шагали под ручку мои любимицы, три подружки-крановщицы из формовочного цеха. Высокие как на подбор. В центре была моя соседка по коммуналке Таня Макарова. (Ну, эта, крановщица, такая рослая, красивая, сказал раз ночной сторож формовочного цеха Мишель Сниткин, и я едва мог добиться, кого из них он имеет в виду.)

Лица всех трех подруг (да замужние все давно, не зарьтесь) при моем появлении на крыльце засветились улыбками. И мое усатое-брадатое тоже небось расцвело. Тут, друзья мои, признаюсь, роман. Со всеми тремя… Правда, лишь визуально-астральный, вроде как у Сальвадора Дали в старости. Но разве это пустяк?.. Ближе ко мне шла самая стройная, гибкая из них… забыл ее имя, да, пожалуй, и не знал, но не забыл, как прошлым летом она вышла мне навстречу из булочной на Тухачевского… в коротеньких джинсовых шортах с бахромой, в маечке, открывающей полоску загорелого живота… как мы поздоровались влюбленными улыбками… я еще, вопреки обычаю, оглянулся: идеально стройные ножки, осиная талия — шедевр зодчества…

Въездные ворота были чуть приоткрыты — одному человеку пройти. Я сделал шаг назад, в конторку, и нажал на одну из кнопок. Железные створки ворот с легким скрипом раздвинулись — достаточно, чтобы пропустить, не разлучая, моих подружек. Эта пустяковая любезность была вознаграждена букетом свежих улыбок, помахиванием рук и Таниным резюме (последнее слово всегда за ней): «Спасибо, Валера!» Я был счастлив. Много ли нужно человеку в районе российского «уровня смертности» для мужчин?!

А вот следовавшие за подругами мужички-формовщики (от двадцати пяти до сорока) являли собой безотрадную картину. Почти все низкорослые, невзрачные, малосимпатичные. И все шатаются, точно у них под ногами не земная твердь, а штормовая палуба. А ведь пили они, уверен, наравне со «слабым полом»… Нет, как это ни прискорбно, а приходится согласиться с известной российской феминисткой Анной Андреевной Ахматовой: мужчины — это «второй сорт», поэма без героя … за редким, конечно, исключением, не говоря о присутствующих, песенка которых почти уж спета… Тут можно было бы порассуждать, углубить тему, но, извините, служба!..

Ко мне приближались, шурша листьями под ногами, Минорий Степанович и наша пропарщица, лжеблондинка лже-Гелла (первое «лже-» — из области красителей, а второе — из сферы псевдонимов). Они о чем-то громко и возбужденно говорили; вернее, был слышен лишь звонкий голос Геллы. Время от времени она указывала рукой назад, в сторону формовочного цеха. Что-то там, вероятно, стряслось, и, значит, сейчас мне предстоит работа…

Оказалось вот что: проходя к своим вентилям и задвижкам по деревянному настилу у формы с трубами, Гелла обнаружила на земле труп… Ну, может, не труп, она его не осматривала…

— В каком потоке? — спросил я, деловитым, спокойным голосом уничтожая «трупный запах».

— В пятом, только ноги торчат…

Она встряхнула своими длинными русалочьими волосами, разметавшимися по спине и плечам. Вот и работа для меня.

— Вы тут посмотрите, — сказал я Минорию. — Конторка не заперта, — и Гелле, не без юмора: — Ну, пошли на опознание трупа.

За два года работы в охране я уж навидался «мертвецов». Во всех цехах и раздевалках, во всех заводских укромных местах, летом — в зарослях кустарника, где только можно притулиться и прикорнуть без опаски, что начальство споткнется… И сейчас я был вполне уверен в благополучном исходе… Хотя всякое может случиться. Вывозят подчас с завода и настоящих мертвяков… И все мужчин, надо сказать, бедняжек «второсортных»…