Вероника Алексеевна - Пятый дневник Тайлера Блэйка

Живу я с младшей сестренкой Карли. Не знаю, кто ее отец, мой же бросил меня, когда мне было пять. Наша мать умерла при родах, три года назад.

На самом деле это уже третий дневник, в котором я пишу это. Смешно, но это просто необходимый ритуал. Это знакомство с этой записной книжкой. Но именно ты, моя дорогая книжечка, станешь моим главным помощником и другом на ближайшие несколько лет. Надеюсь, ты продержишься дольше остальных, ведь в первых трех дневниках я писал слишком уж большими буквами и тратил их на рисунки. Впрочем, что еще взять с ребенка, верно?

Но я не хочу разводить на первом же листе грязь и сочинять какие-то триады для приветствия новой страницы моей жизни. Это ведь лишь продолжение для моих предыдущих записей.»

Маленькая квартирка, находящаяся на третьем этаже старой многоэтажки, находилась, увы, не на солнечной стороне дома: даже днем здесь царил полумрак, ведь в два окна скромного жилища совсем трудно было пробиться солнечному свету, который в городе G и без того был редкостью. Город сам по себе был туманным и зачастую затянут серыми тучами, поэтому удивительного в том, как жила семья Блэйков, не было.

Квартира была скромной, даже слишком скромной. Маленькая и очень тесная кухня, в которой сложно было найти целую посуду без единой трещинки или скола, даже чайник, стоявший на старенькой плите, и тот был стерт, но, к счастью, пока не до дыр и менять его пока смысла не имело. Также там были небольшой стол с потертой скатертью, рядом с которым стояли два стула, старый кухонный гарнитур, который и гарнитуром-то было сложно назвать, плита с уже давно почерневшими газовыми конфорками, на которых готовилась очередная стряпня, шкафчики с устаревшими дверцами, какие в их время легче было найти у стариков в квартирах пятидесятилетней давности и, конечно же, маленький холодильник с весьма скудноватым запасом еды.

Единственная комната была просторнее кухоньки и двум ее жителям казалась вполне уютной. Она представляла из себя кровать и одну раскладушку, а также шкаф и маленький письменный столик, буквально недавно поклеенные новые обои. Ну и, конечно же, несколько, раскиданных игрушек. Их было чертовски мало, мало для среднестатистического трехлетнего ребенка, но на большее, увы, денег не было. Детские вещи и игрушки стоили слишком дорого. Наверное, мать Тайлера и Карли, которые там жили, совершенно не подумала об этом, когда заводила второго ребенка, не имея при этом мужа. Да и у ее старшего сына доход был не слишком большой.

Вообще по старшему жителю квартиры тоже было сложно сказать, что живется им очень легко.

Под глазами Тайлера уже давно не сходили темные круги от бессонных ночей, что приносила маленькая сестренка. И, надо сказать, проблем от нее было много. Слишком много. Порой он даже выходил из себя, но не мог сорваться на крик. И не мог не из жалости к этой крохе, к этому ангелочку с голубыми глазами, не мог чисто физически. Он не мог порой выговорить даже собственное имя, не сделав ни единой запинки. Он мог бы спеть для вас арию из любой оперы, но в простой речи он был ничтожен. Этот прекрасный голос, его прекрасный и певучий голос во время простого разговора и речи был закован в цепи.

Он рос в этих оковах с рождения, но его мать, эта по-своему грубоватая и необразованная женщина, знала, что сын ее предназначен для музыки. И потому, когда ему было восемь лет, когда он на тот момент разговаривал на уровне трехлетнего ребенка и по словам логопеда это было невозможно исправить, его все же отдали в музыкальное училище. Он до тринадцати лет даже не представлял, что такое грамота, не умел читать и плохо разбирался в числах, но в четырнадцать, зато мог уже сочинить свое собственное произведение, которое сам же и мог сыграть. Его абсолютный слух и музыкальный гений поражал окружающих, и преподаватели училища обещали ему великое будущее. Но ни они, никто либо другой не знали, что матери Тайлера на то, чтобы отправить сына учиться в простую школу и содержать его, покупая ему тетради и учебники, совершенно не хватало средств. Поэтому вместо тетрадей у мальчика на столе лежали ноты, вместо учебников – скрипка, а вместо ручек и карандашей – смычок. Наверное, поэтому, особо великого будущего Тайлер не получил. Не имея образования, в этом городе простому музыканту было сложно чего-то добиться.

Но, тем не менее, грамоте мальчика научили. Они познакомились, когда Блэйку было тринадцать, а Уламу – четырнадцать. Они учились на одном курсе, но никогда не общались. Тайлер ни с кем не общался. Но этот мальчик, что играл на пианино, не обращая ни на кого внимания, такой молчаливый и все время хмурый, просто не мог не привлечь вечно испуганного взора скромного и худенького мальчишки. Но какими же были ловкими руки этого светловолосого проныры. Наверное, Тайлер бы и не заметил, как тот пытается стащить из-под его носа пару монет, что мать дала ему на пропитание, если бы Альберт Улам по своей неосторожной случайности не задел его и не испугал до полусмерти, от чего Блэйк упал в обморок.