Мария Бунто - Искажение

Саен лежала на железном стеллаже. Скорее всего, железном, так, по крайней мере, ей казалось. Спина чувствовала твердую неудобную основу. Так же она ощущала вокруг себя тепло. Глаза открыть она не могла. Пошевелить рукой или ногой тоже не удавалось. Все ее тело было придавлено деловито шуршащими личинками. Ей не было больно — боль уже прошла. Но было тяжело дышать. Груз, скопившийся на ее хрупком теле неприятно давил своей массой. Темнота и полное неведение происходящего вызвали скачок давления. Сердце забилось быстрее, постепенно накатывал приступ паники. Вот-вот и вся сущность Саен взорвется. Ей хотелось вскочить и бежать, но сил не было. Одолеваемый страх, замкнутость пространства — все разъедало ее изнутри подобно ненасытным червям. Замерев на секунду, овладев собой, Саен почувствовала, как вокруг нее стало еще теплее, потом еще и еще и вот уже совсем горячо! «Нет, нет, только не это» — трепыхалось в сознании. Жар не угасал, но и не становился сильней. Саен ощущала капельки пота, ей было нечем дышать — она задыхалась, было очень жарко и душно, а проклятые коконы намертво восседали на ней. Все попытки стряхнуть их с себя или вообще произвести хоть какое либо движение обратились в полное поражение. Саен лежала как труп. Только не просто труп, а живой, скованный недугом, в абсолютном сознании живой чурбан. Она понимала, что ее собираются поджарить. Запечь, как ванильную запеканку живьем! Только вместо творога и изюма, в ней будет человеческий фарш и черви.

Саен не сдавалась, она продолжала борьбу, но чем упорнее она была в своих командах, тем быстрее слабело ее тело. Впервые в жизни ей захотелось заснуть или потерять сознание.

— Черт побери! Вырубайся! Давай, дура! Ты можешь! Ты должна заснуть! Ну как же это так. — кричала про себя Саен, в надежде овладеть сознанием и приказать телу уснуть. Но тщетно. — Идиотка, нужно было изучать раджа-йогу. Дура! Где же эта чертова самадхи! Ну же! Отключайся! — Саен продолжала беззвучный спор внутри себя. Но в данной ситуации, ни агрессия, ни карикатурная медитация, ни ее привычная брань не могли остановить то, что с ней происходило, напротив, только усиливали всю болезненность происходящего. Она не засыпала и не двигалась, она лежала и лежала, чувствуя каждую секунду мучения. Жар в печи усилился и ей практически не чем стало дышать, но воздуха все же было достаточно для того, чтобы она была здесь и сейчас. Пот катился градом. Ноздри жадно хватали раскаленный воздух. Лицо, рот и все тело было покрыто прилипшими коконами и потом.

Спустя неопределенное время Саен почувствовала, как она сама ссыхается. Глаза, руки и все внутренности лишились влаги. Ей было очень больно и дискомфортно переживать подобную метаморфозу, но мыслей уже никаких не возникало, да и силы ее покинули, быть может, сознание, которое так долго боролось, участвуя в спасательной операции тела и духа — сдалось или исчезло совсем. Коконы что обрамляли ее, стали съеживаться. А ее собственное истощенное тело, словно что-то засасывало. Совсем скоро, они: коконы и Саен, образовали единый высушенный гигантский организм. Теперь все, что раньше было человеком, превратилось в плотный и хрупкий панцирь неведомого существа, в морфологии которого, нет места сочленениям и кутикулам. Просто гигантский кокон, без сознания, но с развитой нервной системой.

И вот, что-то царапнуло, что-то поддело и что-то намотало. Саен ощутила невыносимую боль. Из отверстия, где предположим должна быть голова, невидимый механизм потянул изо всей силы вперед и закрепил часть Саен на крючок и стал наматывать ее на веретено. Тонкая-тонкая, полупрозрачная нить. Теперь эта нить — человек или наоборот. Человек — это нить и его вытягивают из собственного кокона.

«Теперь я Сират — мост, раскинутый над Адом. Я острее меча и тоньше волоса, и скользкий как лед. Страшись, о, путник! Ибо это темная и обожженная дорога, с обеих сторон которой размещены раскаленные крюки. Преодолеют меня не многие. И сказано, что длина моя равна расстоянию в 15000 лет. Некоторые пройдут по мне без вреда, другие — с ранами, а некоторые упадут в адский Огонь. Да, я скользкий, как лед, на мне крюки и широкие щипы, у меня колючки, подобные колючкам саадана. Можешь плакать путник. Ибо не вспомнишь о своих семьях в Судный День. Так как в трех местах никто не вспомнит о других: у Весов аль-Мизана, пока он не узнает, перевесят ли его благие дела или нет; когда будут раздавать свитки, и будет сказано: „Вот! Прочтите мою книгу!“, пока человек не узнает, с какой стороны получит свою книгу: справа, слева или из-за спины; и передо мной — Сиратом, когда я буду, раскинут между двумя хребтами Ада, перед вами…» — в пространстве скрипел сиплый голос, было сложно определить половую принадлежность, но он звучал и звучал, обращаясь к кому-то, вещая в вечность свои истины. Вокруг не было ничего — только голос и тонкая нить. Потом стальные ножницы мироздания обрезали нить пополам.