Юлия Алейникова - Отрезанная голова

– Да уж, господа, давайте дослушаем, – поддержала сестру именинница.

– Что ж, продолжу. Студент наш в ужасе соскочил с кровати и прямиком на вокзал, как был в чужом сюртуке. Вещи все свои бросил – и первым же поездом в Петербург. Когда приехал уже, статью в газете прочел и сразу к нам.

– Вот оно, провидение! – подняв вверх палец, провозгласил Василий Данилович.

– А еще студент очень сокрушался, что среди оставленных им в Киеве вещей были часы. Старинный золотой брегет, изготовленный еще его прадедом, часовых дел мастером. Студент говорил, что прадед был поставщиком двора его величества и часы эти сделал специально для себя. Других таких нет. На крышке объемная рельефная резьба, фигура Смерти с косой. И музыка соответственная – каждый час «Траурный марш» Бетховена играет.

«Что же так мрачно?» – спрашиваем? «Да прадед у меня, – говорит, – мрачного настроя был человек, считал, что время – это убийца. Когда часы новый час бьют, они час нашей жизни хоронят, отсюда и музыка». Очень об этих часах сокрушался. Во-первых, семейная реликвия, во-вторых, денег хороших стоят.

Студент, конечно, ушел, а мы тут же запрос шлем по телеграфу в полицию и в киевские страховые общества с описанием нашего беглого инженера. Только его уже в Киеве и след простыл. Зато в Варшаве труп обезглавленный объявился, в котором опознали некоего господина Васильчикова. К слову, такова была фамилия обезглавленного в Петербурге студента. Господин Васильчиков прибыл в Варшаву накануне днем из Киева с секретарем. Конечно, никакого Васильчикова не было, а был натурально наш господин Шестаков, путешествующий по чужим документам. Игнат Карпович сразу же выехал в Варшаву, а мы тем временем по телеграфу с помощью местной полиции разыскали иностранное страховое общество, в котором родственник погибшего Васильчикова благополучно получил еще триста тысяч и скрылся в неизвестном направлении.

– Ну ты подумай, какая бестия! – крякнул Василий Данилович с некоторой даже завистью.

– И что примечательно: коридорный в гостинице, где останавливались инженер с секретарем, припомнил у гостя чудный золотой брегет, так что сомнений по поводу личности этого Васильчикова у нас никаких не было. Осталось только разыскать этого типа, – со вздохом проговорил Иван Петрович. – Сообщения о нем во все крупные города были разосланы. Бдительные граждане то и дело приводили в участки задержанных на улицах и в трактирах высоких блондинов с серыми глазами, и с каждым приходилось разбираться. Но сложность заключалась еще и в том, что инженер наш стал использовать грим. Так, например, за страховой суммой, причитающейся ему после гибели мнимого Васильчикова. он явился со смоляной бородой и усами. Были оповещены все страховые общества. Разосланы фотографии подозреваемого, изъятые у родственников Шестакова. Страховые компании назначили за его поимку премию в тысячу рублей, городовые по всей империи на вокзалах и в людных местах не пропустили ни одного высокого мужчину моложе сорока с серыми глазами, хотя Шестакову по документам было только двадцать семь. Вот когда мы все очень пожалели, что нет с нами Ивана Дмитриевича Путилина, – со вздохом прервал Раевский собственный рассказ. – Он за год до того в отставку попросился по состоянию здоровья, а без него не справились.

– И что же? – с интересом спросил Федор Дмитриевич. – Неужто не поймали?

– Как сквозь землю провалился, – развел руками Раевский. – Правда, спустя полгода из Парижа прислали нам газетную заметку. В номере одной крупной гостиницы был обнаружен обезглавленный труп гражданина Российской империи Яна Казимира Шиманского. Игнат Карпович тут же оформил командировку, сел в курьерский поезд – и в Париж. А перед тем телеграмму в жандармерию отправили с просьбой опросить все страховые общества, не был ли застрахован в одном из них покойный Шиманский. Страховое общество нашлось, но мы снова опоздали. Деньги были получены спустя несколько дней после убийства неким рыжеволосым господином с пышными усами и бакенбардами. Шестаков опять ускользнул. Теперь уже к его поискам подключились и французские жандармы. Только что толку?

А спустя пару дней к нам обратился петербургский адвокат Дрейден и рассказал, что его троюродный брат, недавно получивший наследство и проживающий постоянно в Варшаве, вдруг затребовал перевести ему деньги в Париж. И что больше всего встревожило адвоката, так это странность в поведении кузена. Совсем недавно он говорил, что не желает тратить ни рубля из полученной в наследство суммы, чтобы по выходе из университета открыть собственное дело. Сей юноша, как мы узнали, был крайне прижимист, рассудителен и не склонен к авантюрам и мотовству. Что занесло его в Париж – родственнику неведомо, и никаких разъяснений, кроме требования денег, адвокат не получил. Как бы, вы думали, звали этого рассудительного студента?