Когда я вошел к ним, она сидела у окна, трепещущая и возбужденная. Все ее молодое, красивое и выразительное лицо было в красных пятнах. Ее темные глаза горели негодованием, а яркие, резко очерченные губы вздрагивали. В ту минуту, когда я отворял дверь, она что-то громко кричала мужу, энергичным жестом повернув к нему голову, так что синие жилы надулись на ее белой шее, как бечёвки. Муж, сидевший на диване полуодетый, бледный и худой с втянутыми щеками из которых болезнь высосала всю кровь, покашливая, отвечал ей:
– Царство мое не от мира сего! Кха-кха… Помнишь ли ты это? Я уже слышу… Кха-кха… одним ухом погребальный звон над собою.
Я вошел и прервал их ссору. Муж, очевидно, обрадовался мне от души, но жена взглянула на меня косо и сказала мне «здравствуйте» таким тоном, точно обругала. Она вся еще дышала ссорою. Ее грудь тяжело приподнималась, а глаза горели. Это были небогатые землевладельцы из бывших однодворцев – Свиридовы. Их хуторок с 40 десятинами земли стоял в поле, у глубокого оврага, в двух верстах от села Широкого, там, где вьется дорога через это село в город Энск.
Путешествуя из этого городка в те места, где я жил, я нередко заезжал к Свиридовым. На этот раз я заехал к ним вечером накануне Пасхи, в красильную субботу. Мне предстояло провести у них ночь, так как я узнал, что переправа через речку Мылву не безопасна, а путешествовать по этой беспокойной речонке ночью мне не хотелось.
Я сидел в горенке Свиридова, докладывая ему обо всем этом. Стоявшая на столе лампа освещала хорошо вымытую и принарядившуюся ради праздника комнату. Даже листья воскового плюща лоснились совершенно по праздничному. В кивоте озаренном голубоватым светом лампадки, Пантелеймон-Целитель воздевал к небу свои высохшие от поста и желтые, как воск, руки. рядом, на стене, в натертой деревянным маслом раме помещался князь Барятинский, кутаясь в косматую бурку. Два таракана разглядывали ордена генерала с такою любознательностью, точно они и сами состояли на государственной службе. В комнате пахло воском, деревянным маслом и тяжело больным.
Свиридов, слушая меня сидел неподвижно на своем диване и учащенно с хрипом дышал. Я знал, что он умирает вот уже четвертый год.
– А мы вот все с Настенькой ссоримся, – говорил он мне, покашливая, немного спустя: – не поехала она к заутрени-то. Работницу отпустила, а сама со мною, лядащим осталась. Кха-кха… Добрая она-то!
Настасья Петровна круто повернула к мужу свое лицо. Ее глаза все еще были полны негодования. Казалось, она хотела изрыгнуть по адресу мужа что-нибудь очень грубое, но воздержалась не без усилия. И тогда она с искривленным лицом сказала мне:
– A у нас вам плохо ночевать будет: клопов у нас видимо-невидимо.
Я просил ее не беспокоиться.
– И Илья Иванович по ночам кашляет тяжко, – добавила она: – проехать бы вам лучше две версты к Сорокиным; Сорокины много чище нас живут.
Я снова попросил ее не беспокоиться.
– Да с чего вы взяли что я беспокоюсь-то? – сердито сказала она и встала.
– Настя, – перебил ее муж, укоризненно качая головою – ах, Настя, Настя!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.