– Видите, собственно, – сказал Володя, – но я еду не за полольщицами. Отец, собственно, посылает со мною Сильвачеву за хлеб тысячу рублей…
Брови Володи опять стали розовыми.
– Ого, как вы богаты, – воскликнула Зоя Ипатьевна. – Но, во всяком случае, вы можете посидеть у нас до вечера. Ведь так?
– Я, собственно… – смешался Володя.
– Он может! – Зоя Ипатевна захлопала в ладоши.
– Ваш батюшка все богатеет, а мы все беднеем, – вздохнув, сказал Протурьев.
– За эту зиму мы проели молотильный сарай, молотилку, две веялки, все скоропашки, каретник и конюшни… – грустно добавила Зоя Ипатьевна.
– А как же вы будете обрабатывать поля? – спросил Володя смущенно.
– Сдаем землю в аренду крестьянам, – вздохнул Протурьев, – подесятинно…
– Крышка скоро Протурьевым, Володечка, – вздохнула и Зоя Ипатьевна. – Вот место мужу обещали в Пронском уезде, страховым агентом, да что уж! – отмахнулась она рукою.
– Голос-злодей меня предал, – воскликнул Протурьев, – я, ведь, смолоду в оперу готовился! А пришлось хозяйничать! Ну какой черт я хозяин! «На-а-а во-о-здушном а-а-ке-ане», – опять запел Протурьев, размахивая хлыстом.
Зоя Ипатьевна в упор глядела на Володю опечалившимся глазами. Тот молча сидел, боясь пошевелиться, ощущая на себе ее взор, как неведомую ласку, от которой все-таки делалось страшно.
Солнце вышло из-за вершин тополей и радостно заливало весь балкон. Мягкими волнами вливался сладковатый запах шиповника. От яркого освещения глаза Зои Ипатьевны казались совсем прозрачными и такими ясными, точно им было понятно все, все земные и небесные тайны. Слегка побледнев, Володя глядел на нее боковым взором, замирая и мучаясь. Такими нежными казались ее губы, и вся она так походила на прекрасную богиню, на неведомое властное божество.
– Володя, – вдруг шепнула она, в то время, как Протурьев все еще что-то гудел себе под нос. – Мой бедный паж…
Володя, весь вспыхнув, замер и ждал, что скажет она сейчас. Но она глядела на него уже молча. А потом отвернула голову и задумалась, будто совершенно забыв о небрежно брошенной ласке.
– Вот она думает, – вдруг заговорил Протурьев, пожевав мятыми, бритыми губами и кивая на жену, – она думает, что я гожусь на какую-нибудь службу. А я не могу нацарапать простой записки в пять строк без того, чтобы у меня не заломило от мигрени в висках. Какой уж я тут служака! Если мне даже и дадут какое-нибудь местишко, то все равно через полгода протурят! Где же будут держать такую калечь? Вам хорошо, молодой человек, – повернулся Протурьев лицом к Володе, – ваши предки были простые и здоровые немецкие мужики, и они не надрывали своих мозгов в, непосильной работе, вот почему ваша голова свежа, как только что налившееся яблочко. Н-да. Эхе-хе-хе, молодой человек, а каково вот мне! Мои предки износили все свои мозги и оставили мне в наследство одни мозоли, из которых не выцарапаешь ни одной идейки! Вот, если бы мне не изменил голос! «Ешь помидор! Ешь помидор!» – вдруг заорал Протурьев во все горло. На его одутловатых, бритых щеках еще отчетливей обозначились малиновые жилы. Он вдруг приложил руку к глазам и всхлипнул.
– Зоя, бедная Зоя! Что только тебя ожидает! Бедность, почти нужда! – выговорил он.
Он опять всхлипнул, закрывая ладонью оба глаза, засопел носом, и на его губы неряшливо потекли слезы и слюни.
«Пьян он немного», – подумал о нем Володя.
– Зачем только ты замуж за меня вышла! – совсем слезливо промычал между тем Протурьев и стал искать платок по карманам пиджака, а потом отмахнулся рукой и пошел с балкона в дом, стуча сапогами, хлюпая носом и закрывая ладонью глаза.
– И в комоде ни одного носового платка нет, – послышался бабий голос, – я весь комод перерыла!
– Мы скоро даже сморкаться будем в старую газету! – горестно воскликнул голос Протурьев.
Зоя Ипатьевна развела руками и вздохнула.
– Вот видите, Володечка, какая у меня приятная жизнь, – оказала она с печальной гримасой.
И опять вздохнула. Иволга закричала в саду. В вершине тополя зашумел ветер.
Зоя Ипатьевна встала с своего места, будто в задумчивости прошлась по балкону и остановилась рядом с Володей.
– Бедный паж мой, видите какая моя жизнь? – опять спросила она и, вскинув руки, вдруг крепко обняла Володю за шею.
Ее губы нежно коснулись щеки Володи. Он сразу же задохнулся и в его глазах все потемнело, точно заволакиваясь угарными туманами. Он слабо простонал. Но тут же мягкое и теплое объятие расторгаюсь. Володя сразу увидел и небо, и солнце, и зеленые вершины тополей. Протурьев стоял в дверях и, неистово размахивая хлыстом, зевал.
Читать дальше