– Вы куда? – спросила Маргарита.
– Тебя не касается, – ответила свекровь.
Ксения спустилась по скрипучей темной лестнице, легко продуваемой сквозь щели – дом был старый, считай, барак, тридцатых годов, давно пора бы сносить и дать им квартиру в пятиэтажке улучшенного типа. Все, кто предшествовал Корнелию на посту директора стройконторы, и те, кто сменил его на том посту, – все построили себе виллы, коттеджи или хотя бы квартиры в элитном доме на Марксистской. Один Удалов так и остался в покосившемся доме № 16 на Пушкинской улице.
Что-то ей сегодня все было не по душе. Даже запахи на лестнице уловила, застоявшиеся, почти древние, кухонные и другие. И стекло мухами засижено так, что света не видать. Давно пора бы вымыть, а кто возьмет на себя такой труд?
Ксения спустилась на первый этаж, остановилась перед дверью к профессору Минцу. Дверь была стандартная, все слышно, только Корнелий с Минцем стояли не у двери, а в комнате, и голоса их доносились не очень внятно.
– А ты давал основания? – это Минц говорит.
– Ну какие основания! Ты меня скоро тридцать лет знаешь. Ну какие могут быть основания в нашем городишке, где каждый каждого в лицо знает?
Он засмеялся каким-то невнятным смехом. Минц тоже засмеялся.
– Не преувеличивай, Корнелий… Дыни желаешь? Мне одна женщина вчера принесла. Балует она меня.
Затем голоса отдалились и стали неразборчивыми.
Ксения вздохнула.
– Смеются, – произнесла она вслух. – Ну ладно, досмеются.
Она вышла на Пушкинскую и направилась к центру.
Вышла было к площади Землепроходцев, но тут ее словно плетью по ногам стегнули.
Дальше ни шагу!
Она и замерла.
Впереди был виден Гостиный двор. Прямо перед глазами магазин «Все для сада-огорода».
Вот именно! Этот самый магазин. Зловещая дверь приоткрыта в тягостный полумрак, откуда как орудия пыток выглядывают грабли…
Ксения зажмурилась от ужаса и попятилась.
Так она и пятилась метров двести, пока сообразила развернуться. Пускай они смеются над ней и осыпают ее упреками и оскорблениями. Если у женщины нет способов отстоять свою честь на дуэли или в конном строю, может быть, демонстрация слабости окажется более убедительной, чем напор силы?
И Ксения направилась к профессору Минцу.
Перед дверью к нему она остановилась и некоторое время прислушивалась – не хотелось ей встретиться там с мужем.
Внутри царила тишина, а потом послышался негромкий голос профессора. Он напевал известную песню «Мани-мани-мани» о власти денег. Значит, он один.
Ксения стукнула в дверь костяшкой пальца.
– Заходи, Ксения, – откликнулся из-за двери профессор.
– Здравствуй, Лев Христофорович, – сказала Ксения. – Как ты догадался, что это я скребусь?
– Дедукция, мой друг, дедукция, серые клетки моего головного мозга вычислили, что если в семье Удаловых зародилась проблема и побеседовать о ней ко мне пришел Корнелий Иванович, то неизбежно скоро заявится и другая сторона конфликта. Правда, я не думал, что так скоро. Садись, Ксения, рассказывай.
– А ведь он сознался, – ответила Ксения, но села в новое кресло, купленное в Швеции одним из почитателей профессора, который полагал, что Минц в последнее время меньше делает открытий, потому что старое кресло совсем протерлось – пружины наружу! – Если этот мерзавец признался, тогда я молчу.
– Он ни в чем не признался, – возразил Минц. – И боюсь, что Корнелию не в чем признаваться.
– Помолчи, Лев, – отрезала Ксения. – Иначе я и за тебя примусь. Позорно покрывать мужикам друг дружку.
Минц оробел.
Человек – существо многоплановое. Минц – не прост, как хронометр. И потому не всегда последователен в своих поступках. Поставьте Льва Христофоровича на подиум в том зале, где дают Нобелевские премии, и предложите прочесть нобелевскую речь без бумажки. Он это сделает спокойно. Его не смутят даже взгляды членов Шведской академии или улыбка шведского короля. Но перед кассиршей в нашем гастрономе он теряется, как школьник, в домоуправление ходит с душевным трепетом, а Ксения Удалова способна довести его до дрожи в конечностях.
Он знал, что визит Ксении – дело решенное и близкое, он знал, что Ксения потребует от него защиты от мужа, он все предугадал и предусмотрел, но ответить отказом, что было единственным разумным действием с его стороны, он не смог.
– Тогда рассказывай о симптомах, – вздохнул он. – Чаю хочешь?
– Я уже ничего не хочу.
– Говори.
– Не знаю, что здесь мой благоверный плел, но я тебе со всей ответственностью заявляю: седина в бороду, бес – в ребро. Ты меня понимаешь?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу