Александр Герцен: Скуки ради

– Позвольте! А Северные Штаты?

– Я их ненавижу, я… я их терпеть не могу. Для меня люди, занимающиеся одними денежными выгодами, одной наживой, – не люди. Разумеется, этим торгашам не нужно правительство: им достаточно конторы, фактории. У них нет души, сердце не бьется, нет этого elan [10] порыва ( фр. ) , как у нас. Ну, что же, заступились они за Польшу?

Молодой человек, подавленный Пелисье, замолчал и взял газету; я сделал то же.

Папа зовет протестантов и католиков на вселенский собор и совет, чтобы положить предел и преграду избаловавшемуся уму человеческому, конгресс мира в Берне кладет прочное основание… война готовится со всех сторон… Все мой Пелисье, работающий в Маконах…

« Цуг . В высшее народное училище вызывается учитель чистой математики. Желающий обязан представить, сверх удостоверения своих знаний, свидетельство в католическом вероисповедании». Вот это хорошо.

« Франция . Две женщины – мать и дочь, обвиняемые содержательницей пансиона, у которой они жили на харчах, в том, что они, вопреки условию, взяли с собой на работу съестные припасы (те, которые они имели право съесть), были, несмотря на честное поведение и крайнюю бедность, осуждены на три месяца тюремного заключения»… И это недурно… но скучно, однообразно. Великий Пелисье! действительно, республика не идет к современным нравам. II faut de l'action! [11] Нужна деятельность! ( фр. )

– Все по глупости-с, – оправдывается русский человек, когда ему решительно оправдаться нельзя.

– Ты, стало быть, дурак! – говорит ему на это власть имущий.

– Не всем быть умным, надобно кому-нибудь быть «дураком», – отвечает он, если имущий власть без боя.

Хотя, собственно, настоятельной крайности в дураках нет, но, пожалуй, можно согласиться с этим извинением. Только отчего же, в свою очередь, нет такой ясно сознанной потребности в умных ? Мудрено ли после этого, что миром владеют «нищие духом», там – как большинство, тут – как один за всех.

В сущности, все делается по глупости, только никто не признается в этом, кроме русского человека, и все ищут всегда и во всем умных причин и объяснений и потому идут всякий раз направо, когда следует идти налево, – и запутываются дальше и дальше в безвыходных соображениях и затемняющих объяснениях.

Люди выбиваются из сил, отыскивая тайные пружины, спрятанные причины, глубокие замыслы, сокровенные связи, злостные цели, коварные планы, обдуманные ковы, – всего этого вовсе нет и придумано после. Мир идет гораздо наивнее и проще, чем кажется сквозь призму критики и рефлекций.

Девять десятых всех злодейств делаются по глупости и наказываются по двойной, и это – не особенность злодейств, а вообще всех поступков, особенно крупных. В самых решительных событиях жизни ум не участвует или участвует, помогая глупости. Не по уму же люди, например, играют в карты, в карты по уму играют одни шулеры, – оттого-то они и выигрывают всегда, пока их кто-нибудь не поколотит по глупости. Не умом же собирал Споржен и легион других торговых богословов в Лондоне тысячи занятых англичан на слушание неимовернейшего вздора, проповедываемого ими.

«Вы, – кричал Споржен в Crystal Palase, – вы, ищущие со вниманием и за дорогую цену ягненка для питания вашего тела и часто обманутые корыстным торговцем, мы вам предлагаем агнца, вечно свежего, в питание души вашей, и предлагаем даром» (он забыл цену за вход)…

Где же тут искра ума?

Где искра ума в гомеопатии?

Где искра ума в юмопатии и всех заклинателях, вызывателях?

Отчего весь мир видит ясно, просто, что война – величайшая глупость, и идет резаться?..

Мудрено попять, и мудрено-то именно потому, что глупо!

Свет стоит между не дошедшими до ума и перешедшими его, между глупыми и сумасшедшими, и стоит довольно давно и прочно, если же и не устоит, так не ум же будет в этом участвовать, а бессмысленные физические силы.

Действуют страсти, страхи, предрассудки, привычки, неведение, фанатизм, увлечение, а ум является на другой день, как квартальный после события; производит следствие, делает опись и в этом еще останавливается на полдороге: ограниченный там – вперед идущими обязательными статьями закона, тут – опасностью далеко уйти по неизвестной дороге, всего больше ленью, происходящей, может быть, от инстинктивного сознания, что делу не поможешь, что вся работа все же сводится на патологическую анатомию, а не на лечение!

От этой лени и небрежности мы всю жизнь бродим в каком-то приятном полумраке и умираем в сумрачном мерцании. Все мы ужасно похожи на докторов, довольствующихся знанием, что они не знают, что делают, но что снадобья хороши.