Андрей Стрельцов - Трамвай и немного странно

Все так же молча попили чаю с сушками.

И вот, когда ужин был совершенно закончен, к огромному Мишкиному удивлению Валентина взялась мыть посуду, даже не совершая обычных бесплодных попыток принудить к этому действию супруга. И тут он понял, что быть чему-то нехорошему, какой-то пакости. Почему именно пакости, Мишка не мог себе объяснить, но… предчувствия вещь непредсказуемая, и умом не понятно откуда берущаяся.

Вымыв посуду, Валентина пошла в комнату и увлекла за собой мужа, который все это время пребывал тут же на кухне и пытался себя успокоить и хоть как-то избавиться от гнетущего и томящего предчувствия чего-то ужасного.

Придя в комнату, Валентина села на диван, усадила рядом (на расстоянии вытянутой руки) мужа и заявила:

– Михаил, мне сегодня надо тебе о многом сказать. И даже не перебивай меня и не пытайся переубедить. Все уже решено. И давно к тому же решено. Ты ничего не в силах изменить, – Валентина говорила торопливо, но твердо, хотя страх того, как муж отнесется к ее словам, присутствовал во всем: и в манере сидеть, и в мимике, и в том, как она нервно сжимала руки или поправляла прическу. Словом, было видно, что она на самом-то деле боится сказать, но по-другому просто не может.

– Михаил, я полюбила другого.

– Молчи, – она даже попыталась закрыть ему рот рукой, но оборвала себя на середине движения, начав нервно теребить рукава платья. – Он замечательный человек. Ты с ним не знаком. И я наперед знаю все, что ты хочешь сейчас сказать. Тебя волнует, что будет с тобой и что станет с нашей «любовью». Я тебе отвечу. Квартира останется за тобой. И почти вся обстановка тоже. Я перееду к нему. У него трехкомнатная квартира в центре города. С тобой все будет нормально, ты найдешь себе другую. И, может, даже будешь с ней счастлив.

– Ну а любовь? Наша с тобой любовь? Как с ней быть? – спросил Мишка нарочито небрежно, пытаясь за этой манерой скрыть весь ужас того положения, в котором он только что оказался.

– Ну что любовь? – в тоне Валентины сквозило неприкрытое раздражение. – Разве это любовь? Ты эту однокомнатную квартиру называешь «любовь»? Или, может быть, постоянное торчание у кухонной плиты – «любовь»? Или для тебя «любовь» – это необходимость в том, чтобы кто-то стирал и гладил твои рубашки? Это все, по-твоему, «любовь»? Я уже устала от такой «любви»! Я хочу почувствовать себя женщиной! Я детей рожать хочу! А ты мне даже этого дать не хочешь: все чего-то боишься, все на какие-то кризисы в экономике ссылаешься. Я себя в свои 32 года древней старухой чувствую. А ты помнишь, когда дарил мне цветы в последний раз? Или в театр пригласил? Помнишь? Ты сделал так, что теперь вся моя жизнь заключается в этих четырех стенах.

– Еще пол и потолок забыла, – встрял с попыткой поерничать Михаил.

– Молчи! – уже откровенно закричала Валентина.

– Молчи, а то я тебе глаза выцарапаю! Ты и сейчас не хочешь меня понять. Ты даже теперь не желаешь изменить нашу жизнь, чтобы в ней снова появилась настоящая любовь. Ведь ты меня любил. Во всяком случае, пока мы не поженились. Ну, с полгода, может, после этого. А что потом стало? Я сделалась домохозяйкой. Все мои лучшие годы были проведены у плиты!..

– Молчи, или я тебя пришибу! – снова взвилась Валентина, увидев очередную попытку Михаила заговорить. – Я долго молчала. Терпела, ждала и молчала! Но сейчас я выскажу все. Семь лет я была рядом с тобой. Семь лет я ждала, что вот, может быть, завтра ты изменишься и поцелуешь меня, провожая на работу или встречая вечером. Ты даже не в состоянии просто так меня поцеловать. Я от тебя никакого ласкового слова не слышу. Все происходит так, будто после свадьбы я стала твоей вещью, с которой раз в полгода пыль обмахнуть и то много. Ты меня даже ни разу не ревновал. Правильно, как можно ревновать телевизор или шкаф! Ты же меня до их уровня свел.

– Я так больше не могу. Завтра же подам на развод!

Сказав все это, Валентина успокоилась и превратилась из гневной яростной фурии в просто уставшую женщину.

– Хоть скажи, кто он такой? – от чувства необходимости не молчать спросил Мишка.

– Эх, Мишка! – с сожалением произнесла Валентина. – Вместо того, чтобы попытаться меня удержать, ты задаешь какие-то совершенно не важные вопросы. Ну зачем тебе знать, кто он и какой он, если я только что сказала, каким хотела бы видеть тебя?

– А ведь ты его не любишь! Ты ждешь, что я начну тебя отговаривать, просить остаться! – вдруг понял Мишка.

– И что, если не люблю? Стерпится – слюбится. Он – замечательный человек: добрый, ласковый, внимательный. В конце концов он любит меня и видит во мне не вещь, а женщину и человека. А это не так уж и мало.