Алексей Варламов: Серпик Луны

Заполночь, когда я шел обратно в гостиницу, что-то тревожное, опасное появилось в насыщенном запахами воздухе, как если бы спящее днем проснулось и напоминало о том, что недалеко отсюда находится порт, куда приходят суда со всего мира, и по этим улицам гуляют отчаянные, готовые на все люди, привыкшие смотреть на поздних прохожих, как на свою добычу.

Мне было не страшно, но жутковато и азартно, как ребенку, который впервые оказался ночью один на улице и понял, сколь прекрасно и таинственно это время суток именно потому, что оно опасно. Какая страна, какой город и век были вокруг меня — я не знал, но не удивился бы ничему. Впереди в тишине послышался стук женских каблучков. Женщины видно почти не было, только смутно в темноте угадывалась ее фигура, и неясно было, убегает она от меня или манит за собой. Я замедлил шаг. Стук каблуков раздавался все глуше и скоро стих. Я остался один, и мне вдруг сделалось печально. Очарование ночи прошло, я почувствовал, что устал, хочу спать и у меня больше нет сил блуждать по бесконечным улицам и искать гостиницу. Я остановил такси и через десять минут был в номере, но долго не мог уснуть, ворочался, перед глазами мелькали улицы, лица, дома — я вышел на балкон, закурил и смотрел на город до тех пор пока в той стороне, откуда я прилетел, не появилась на небе полоска бледного света.

На другой день я поехал на океан. Почти везде там был высокий скалистый берег, и лишь в некоторых местах встречались пляжи. На волнах тихо покачивались яхты с высокими мачтами, должно быть, где-то среди них была яхта португальского барона, чье имя так и осталось в тайне. Купальный сезон еще не начался, народу на побережье было немного, отели, пляжи и столики прибрежных ресторанов пустовали. Я обедал во внутреннем дворе старого дома, где было прохладно, журчал фонтан и разгуливал по разноцветному мраморному полу павлин с длинным хвостом. И в этом неподвижном, остро пахнувшем магнолиями воздухе, в старинной музыке, которой услаждали меня после обеда, в изысканных винах было то, что наши предки называли негой. Она навевала сон, я вышел на улицу и пошел по раскаленной белой дороге к океану. Молодая креолка стояла на берегу — она хотела купаться, но у нее не было купального костюма, и тогда она сняла через голову платье и вошла в воду. Никакого стеснения не было в ее движениях, и никто не обращал на нее внимания, когда она выходила из воды, отжимала волосы и надевала на мокрое тело платье, но непонятная ревность коснулась моего сердца при мысли о том, что она останется, а я поеду навстречу своему самолету. Мне хотелось еще дальше за океан, а не назад к дому. Я пожалел, что не подружился с немцем, который мог бы взять меня с собой, но на железнодорожном вокзале, где начинались и кончались долгие пути Евразии, уже поджидал идущий вне расписания поезд.

В этом поезде нас было сто человек. Сто таких же пассажиров, как и я, обязанных написать о том, что они увидели. И сто человек прилежно смотрели за окно, пили португальское вино, заказывали в баре водку, виски и кампари, пока маленькому кучерявому бармену со смуглым печальным лицом и карими глазами не надоело наливать и смешивать коктейли, и он просто ушел, оставив пассажиров самих распоряжаться его богатством. Сто человек из всех европейских стран от Армении до Ирландии глядели друг на друга, улыбались, хмурились, оценивали друг друга и выстраивали прихотливые человеческие отношения. Иные не понимали друг друга вовсе, других связывали общие языки, но очень часто эти языки они ненавидели и делали вид, что не знают их, и отношения между государствами нелепым образом накладывались на отношения между людьми.

Мы должны были провести вместе полтора месяца, проехать шесть тысяч километров по железным дорогам одиннадцати стран, расстаться, написать общую книгу и больше никогда не увидеться. Эта книга давно написана, переведена на европейские языки, раскуплена и забыта, как забыты миллионы других необязательных книг, но только теперь мне захотелось вспомнить и написать о том путешествии не по обязанности.

Дорога из Лиссабона в Мадрид шла через гористую местность. Склоны гор были покрыты густым лесом. Чем дальше поезд продвигался в глубь полуострова, тем более редким становился лес, и самый цвет земли менялся от красно-коричневого к желтому. Наконец деревья исчезли совсем, лишь кое-где встречались среди камней одинокие чахлые кусты. Не было видно больших городов и автомобильных дорог, а только выжженная солнцем земля, похожая на сухое старческое лицо — лицо Испании. И если влажная Португалия была для меня откровением и открытием, то в Испанию я возвращался.