Николай Бестужев - Об удовольствиях на море

В сей-то каюте-компании собираются все служащие на корабле офицеры. Воспитанные в одном месте, как бы дети одной матери, с одинаковыми привычками, одинаким образом мыслей, общество офицеров морской службы отличается тою дружескою связью, тем чистосердечным прямодушием, каких не могут представить другие общества, составленные из людей, с разных сторон пришедших. Между сими людьми сердце каждого отдыхает от трудов, им понесенных, и деятельная жизнь корабельная дает полное право веселиться в минуты отдыха. Одни играют в карты, другие занимаются музыкою, иногда общая веселость уступает место вниманию при поучительных повествованиях. Рассуждения практические и тактические оживляют умы, искры противоречия освещают истину; но никогда не зажигают пламенника вражды и раздора. Поверите ли вы, что от создания российского флота у нас между флотскими не было ни одной дуэли?

Конечно, человеку постороннему на корабле, а следственно и праздному, жизнь наша покажется единообразна. Установленное для занятий время, положенные часы обеда, ужина и пр., число удовольствий ограниченное, и самые удовольствия слишком простые, потому что заключаются не во внешних предметах, переменою своею ласкающих чувства прихотливых любимцев счастия, но в наших сердцах, в чувствованиях, не всегда и не всякому понятных. Например, как изъяснить удовольствие сидеть за столом, где двадцать человек офицеров различных характеров и склонностей, но проникнутых каким-то общим духом, представляют семейственную картину и общими силами стремятся ко взаимному удовольствию. Живость характера одних в противоположности с флегмою других, радость надежд юности и воспоминания опытности, все это вместе действует на душу, принимающую участие в беседе тихим, но приятным образом. Конечно, математическая, точная жизнь наша делает и характер наш будто холодным и равнодушным, но поверьте мне, что человек, рожденный с пылким сердцем, силою привычки принимающий равнодушие, не переменит своих чувствований; только образ выражения его будет иной; поверьте, что равнодушный человек не есть еще хладнокровный и что между тем и другим такая же разница, как между текучею и стоячею водами, льдом покрытыми; наружный вид обоих одинаков, но одна промерзает до самого дна, другая не перестает течь и журчать под своим непроницаемым покровом. Конечно, служба наша, требующая несмигаемого надзора за непостоянною стихиею, – надзора, от которого зависит жизнь нескольких сот людей, внушая порядок в образе мыслей и поступков, не дает времени воображению подстрекать страстей наших: зато она сохраняет к случаю всю живость их и ощущение, ими производимое, неизъяснимо приятнее в наших сердцах, нежели в тех, которые, опустив узду страстей своих, несутся вскачь на поприще жизни и падают, не добежав меты. Не смотрите на скромный, иногда застенчивый вид мореходца, который делает его оригинальным и даже странным в обществе, – ежели вы не судите людей по наружности, дайте ему руку и поговорите с ним. Ежели вы захотите блеснуть умом большого света – он будет отвечать здраво, но скажет мало, потому что ему редки были случаи развернуть свои дарования и сделать их блестящими в свете; но ежели разговор ваш пойдет от сердца, вы увидите человека рассудительного, который не бросится в ваши объятия с уверениями, но в продолжении времени поступками своими докажет, что недаром загорается огонь в глазах его при имени любви и дружбы. Не то железо горячо к ощущению, от которого брызжут искры, но то, которого поверхность уже темнеть начинает.

С таким расположением характера самые обязанности делаются для нас удовольствием, а это бывает очень редко. Оттого-то и удовольствия наши становятся уже не единообразны: ибо служба наша столько же имеет перемен, сколь непостоянно море со своими случаями; оттого-то мореходцы, разлученные со светом, с его обольщениями и веселостями, на краю гибели каждую минуту, отделенные от смерти одною доскою, умеют находить в самих себе источник радостей и привязываться к такой жизни, в которой другие видят одну только скуку. Душа человеческая всегда жаждет неизвестного; мысль наша всегда стремится вдаль; несытая, летит воображением в страны далекие – и что же может быть приятнее, когда мореходец, удовлетворяя потребностям души своей, несется по беспредельным морям и видит туго натянутые паруса, округляемые попутным ветром. Когда, в мечтании сидя на корме, чувствует ее содрогание от скорого хода, видит катящиеся сзади волны, от которых убегающий корабль приближает его к желанному берегу. Взоры его с удовольствием обращаются в ту страну горизонта, куда совет магнитной стрелки обратил его путь. Настают ли бури, подымаются ли противные ветры? Его наслаждение увеличивается гордостью победы над стихиями. Не так ли обладание любимым предметом становится дороже от препятствий?..