Александр Богданов - Гараськина душа

Никита оборачивается, недовольный, что ему помешали. С досадой ворчит на Гараеьку:

В праздник перевозились на двух телегах из старой избы.

Мужики выносили сундуки, кадки и разный скарб, а бабы укладывались в избе и на дворе. Ничего не позабыли. Даже обколотый глиняный горшочек, в котором поили кур, и тот мамка Анисья обернула в синие тряпицы и сунула на воз.

И Гараська суетился: кошку Белянку поймал и завернул в мамкину поневу. Да вырвалась Белянка и убежала.

Когда бабы остались в избе одни, мамка втихомолку от деда всплакнула:

– Как тамотка без людей на отшибе жить будем? Головушка горькая!

Дедушка Никита в избу вошел озабоченный и важный. Спросил:

– Хлеба с солью захватили? Допреж всего с хлебом-солью кому-нибудь на хутор надо пойти. Хоша тебе, Анисья!

Все углы в избе и во дворе он осмотрел, прикинул что-то про себя в уме и опять в избу вернулся. Сказал:

– Еще воза два добра будет! Когда лежит – и не видать его, а тронешь с места – откуда што берется!

Дядя Василий пренебрежительно покосился черными углями глаз и буркнул тихо, чтоб не обидеть деда:

– Не добра, а дерьма, пожалуй, много.

Перед дорогой помолились в переднем углу и посидели на скамье. Потом опять помолилась и посидели. Так до трех раз. Дедушка Никита встал первый и сказал:

– Ну, с богом! В путь! На новое житье!

Дедушка, отец Петр и Анна остались у ворот. Николка, дядя Василий и мамка Анисья с Гараськой шли за лошадьми.

Когда уже отъехали от ворот, дедушка Никита приложил к глазам широкую ладонь и, заботливо вглядываясь вперед, крикнул вдогонку:

– Анисья-я! Четверговую свечу не забыла? Как приедешь на хутор, четверговой свечой хресты на дверях поставь! А то от домовых покою не будет. Да не под-па-ли!

Анисья обернулась к деду и, подтягивая на шее узлы головного ситцевого платка, ответила:

– Захватила, батюшка!

На кочкастой дороге возы встряхивало и посуда гремела. Кудахтали связанные куры в корзинке, покрытой холстом. Легкое решето, брошенное наверх, тарахтело, и Гараське делалось весело под этот дребезг и стук.

В праздники на улице людно. Мужики и бабы расцвечены в желтое, красное и синее тряпье.

У околицы, на выезде из деревни, шумная кучка народу.

Когда поравнялись с нею, один из мужиков протиснулся ближе к дороге, потоптался на месте и со смешком крикнул:

– Калининские по-о-мещики собственную землю охлопотали. Посторонитесь, братцы!

Все засмеялись нехорошим смехом. Кто-то добавил:

– Теперь разбогатеют, и не подступай-сь! Лопатами жито огребать будут. Вместо летников годовых батраков наймут.

И еще кто-то завистливо и обрывчато бросил, словно камень кинул:

– Волки вас заешь! На лакомые куски торопитесь. Первыми захватили…

Дядя Василий остановился. В руках у него был кнут с охлестанным веревочным концом. Он крепко сжал кнутовище, ткнул им вперед и ответил: – Нечего лаяться! А то!..

И вся кучка задвигалась, замахала руками и зашумела:

– Че-е-го – а то?..

Дядя Василий только сверкнул бегающими черными глазами.

– Ни-и-чего!.. Про себя разумеем, што!..

Так стояли и впивались глазами друг в друга вчера еще мирные соседи, сейчас – недруги, и Гараська ждал, что вот-вот начнется драка.

Крикливо вылетел еще чей-то голос:

– Про-езжай, проезжай дальше! Грозить, вишь ты, вздумал! Смо-отри, поберегись сам!

Дядя Василий плюнул и зашагал быстро за возами. Гараська заплакал и уцепился рукой за подол мамки Анисьи, вздергивая худые и острые плечи:

– Ма-а-монька! Побьют нас!..

Дяде Василию хотелось на ком-нибудь сорвать злость. Он размахнулся кнутом и ударил по Карюхе, а потом подошел к Гараське и сердито толкнул его:

– Не скули, болячка шелудивая!

Мамка Анисья бережно подтянула Гараську к себе, как бы защищая от дяди, и сказала:

Скотину пасли не на общем выгоне, а по оврагу: для одной коровы и пяти овец немного места надо. И трава по склонам оврага высокая, наливчатая и густая.

Вкусный щавель краснеет и дозревает на буграх, бабочкин хлебец поднимает медовые головки и подманивает шмелей с пчелами, сытный пырей качает заостренные листья.

У Гараськи забот немного. Скотина пасется поблизости от хутора, и особенного призора за ней не надо.