Сергей Тютюнник - Обломок Вавилонской башни

Вскрикивает женщина. Глухой стон прокатывается в толпе ее соплеменников. Бросаются солдаты на помощь. Невестин копошится в окопе, лихорадочно заворачивая в развернувшееся одеяльце не издавшего ни единого звука синего ребенка. Он не понимает, что ребенок мертв. Чихория это понимает. Он в оцепенении наблюдает вся сцену, не зная, что делать.

Остервеневшая мать кидается в траншею и вырывает из рук офицера свое мертвое дитя. Они прижимает его к груди и сползает спиной по стенке окопа вниз. Плечи ее вздрагивают от рыданий.

Невестин смотрит остановившимися глазами на притихших ингушей.

– Вы ее простите! – подходит к Чихории пожилая женщина. – Она с ума сошла от горя. Мужа убили, дом сожгли, а дитя в дыму задохнулось.

Георгий смотрит в слезящиеся глаза ингушки и спускается с бруствера ей навстречу.

– Я вижу, вы не русский. – Голос у женщины начинает дрожать, она закидывает руку назад и выводит из-за спины девочку лет пяти, одетую только в легкое платьице. – Вы нас поймете… Нас там убивают. Наших мужей, детей, дочерей! – Голос ее ломается, и из горла рвется сдавленный крик: – Спасите нас! Спасите детей наших! Они же ни в чем не виноваты!

Девочка, не выпуская из окаменевших кулачков длинную и просторную бабушкину юбку, дрожит и смотрит на Чихорию совершенно сухими большими глазами. Личико ее старо, как людское горе. Георгий не может оторвать взгляда от этого повзрослевшего детского лица и начинает снимать с себя ватную куртку.

– Укройся! – говорит он ребенку, шарахнувшемуся к бабушкиной ноге.

И только после этого поднимается над окопами бабий вой и плач.

– Давай беги за Иванченко, за замполитом!.. Кого из начальства увидишь – всех сюда! – кричит солдату оглохший, придавленный чужой бедой Чихория и начинает шарить по карманам в поисках курева, забыв, что сигареты – в куртке на окоченевших плечиках ингушской девочки…

Близится вечер. Мелкий осенний дождь сыплется на непокрытую голову ребенка, студит загоревшее красивое лицо Невестина, летит в распахнутые в крике и плаче рты спасшихся ингушей, на измазанную глиной сгорбленную над мертвым сыном спину женщины в окопе…

– Братья и сестры! – хрипит в гудящую толпу ингушей замполит полка майор Савинов, как хрипел с утра на другой стороне военного городка в толпу осетин. – Мы уважаем ингушский народ! Мы вас не дадим в обиду! Вы все будете эвакуированы на наш полигон, под охрану воинов Российской армии! Никто вас там не тронет! Но вести полк в бой на ваш поселок мы не имеем права. Борьба с бандитами возложена на милицию и внутренние войска!..

Над головами сбившихся в кучу людей взлетает гул недовольства. Проклятия милиции и осетинам повисают в сыром воздухе.

– У армии другие задачи! Наш полк, как и другие армейские части, тоже получил приказ! – задыхается в крике высохший от забот Савинов. – Мы должны этот приказ выполнить и потому не сможем защищать ваш поселок от бандитов!.. Сейчас подъедут наши машины! Вы погрузитесь в кузова и поедете на полигон! Там будет крыша над головой, там вас и покормят из полевых кухонь! Это все, что мы можем для вас сделать!..

Взлохмаченный Иванченко, измученный совещаниями и подготовкой к маршу на Чечню, курит со своими офицерами в стороне. Пожилая ингушка с выбившейся из-под платка серой прядью волос подходит к ротному и цепляется за его руку. Пятилетняя внучка, укрытая бушлатом Чихории, по-прежнему держится за юбку бабушки и смотрит большими черными глазами на изуродованное лицо Георгия.

– Товарищи офицеры! – всхлипывает ингушка. – Я знаю: ваше начальство может не разрешить вам это сделать, но умоляю – сходите в поселок и принесите нашим детям одежду и еду!

– Мы не сможем, мы не успеем, – бурчит Иванченко и вырывает свою руку.

– Офицер! Ты не русский, ты меня поймешь, – кидается к Чихории и прилипает к нему ингушка. – Мы достанем денег, мы после заплатим! – Она сползает по телу Георгия и опускается на колени в замешанное ногами сырое тесто земли. – Спасите, кого сможете! Там раненые есть, дети, старые люди!

– Я русский, – отвечает Чихория. – Но я вас понимаю. Встаньте!

– Входите в любой ингушский дом, – стонет ингушка. – Никто вас не осудит. В любой дом входите: там все соседи – русские и осетины – наших людей в подвалах прячут от бандюг и кударцев. Выведите ингушей, а то их всех поубивают! – захлебывается старуха. – На коленях прошу: спасите ингушей, спасите наших детей! Принесите хотя бы одежду и еду тем, кто оттуда вырвался!