Иван Лукаш: Август, двенадцатого

– Вперед, за дом императрицы, за веру и верность…

Сержант Арефьев запутался в колючем кустарнике, упал в теплую лужу.

Гул атаки уже откатился, когда Арефьев выбрался из кустарника. Потемнело небо, дунул в лицо остужающий ветер.

Проваливась в ямы от конских копыт, сержант побежал на огни, маячащие в поле.

У костров сидели на корточках калмыки в лисьих шапках. Калмыки молча ели, макая пальцы в огромный, замшавелый от копоти котел.

– А не видал ли который батарей бомбардерских? – позвал Арефьев. Калмыки молча помакали пальцы и вдруг все разом захлопали ресницами, пушистыми от сажи, и заговорили пискливыми голосами:

– Не знам, бачка, не знам. Ступай туды, а ступай.

И засовали в воздух свои маленькие и плоские, как медные дощечки, руки.

Арефьева застала в поле и зябкая луна.

Высокой тенью бродил у болотца конь. Чихая, искал ли потерянного седока, щипал ли траву. Ночной ветер нес его черную гриву крылом.

Далеко и глухо еще кипела баталия.

Конь ужасно оскалился, когда подошел Арефьев, шарахнулся в сторону.

"Иванушка, сердешный, поди також полег, – подумал Арефьев, шагая через мертвеца, – пропал, не найтить… Пресвятая Богородица, помилуй мя".

Он подхватил под локоть орленую каску и пустился бегом. Хлопали по ветру фалды красного кафтана. В росистом дыму побежала за ним луна.

Канониры варили кашу в котлах, когда бомбардиренко Арефьев посунулся к самому огню и страшно повел глазами:

– Братцы вы мои, родимцы, наконец-то сыскал… А не видал ли кто, братцы, солдатскаго мово дядьку, Белобородова… – И не успели канониры ответить, Арефьев привизгнул:

– Каюсь, родимцы, в баталии я дядьку свово потерял.

Но тут с пушки сипло рассмеялся сам дядька Белобородов. Он лежал накрытый плащом и думал о дворянском сыне Арефьеве, ему препорученном, им, непотребным солдатом, прости Господи, в баталии потерянном, а выходит Степушка сам тут под пушкой сидит да о нем же голосит.

– А и вовсе не потерян твой дядька, – вспрянул Белобородов.

– Дядька! – визгнул московский дворянчик, припал к груди старого солдата и зарыдал полно и радостно, в голос.

– Эв, эва, – ворчал Белобородое, – стыдись… Чай не девка московская, а бомбардерской славной роты сержант. Стой, слышь, никак полки вскричали, стало быть, фельдмаршал едет по фронту.

От котлов, от огней, из ям, где свалены раненые, от пушечных запряжек, где сбиты в кучу кони, потрясая орлеными гранадерками, подымались российские войска, встречая фельдмаршала.

Арефьев орал дико, подпрыгивая на одной ноге, и утирал рукавом веселые слезы…

А за Одер по шатучим мосткам, плотно, глухо и молча отступала прусская гвардия.

Был слышен скорый топот ног, лязг скрещенных штыков, кашель, гортанные оклики, звяканье.

Ранен Зейдлиц, убит Путкамер, лошадь долго волочила тело Финка и под солдатскими телами окоченел генерал Пильзнер.

В деревне Этшер пробоины обрушенных стен, сорванные крыши. Король Фридрих спрыгнул с коня у темного одноэтажного дома.

В стеклах льется тихая луна. Король вошел в низкую дверь… Лечь, только лечь… Все кончено, русская орда смела его полки. Презренные татары в пудреных буклях, презренная татарская Елисавет… Боже, сил, конец… Пистолет… Но, Господи, я во власти Твоей… Нет, еще рано пистолет. Нет, не надо свечей. Он устал. Пусть унесут свечи.

Ваше величество, тут есть солома, но она сырая, пахнет гнилью.

Не надо соломы. Конец. Он ляжет на землю. Он накроется плащом с головой. Господи, я во власти Твоей.

Ваше величество, надобно стянуть сапоги, они совершенно иссохлись. А, сапоги, хорошо, сапоги…

Фридрих пошарил тощими пальцами вдоль ботфорта.

Путкамер убит, Пильзен убит, Финн убит, ранен бесстрашный Зейдлиц. Он потерял сегодня своих генералов, славу, знамена, полки…

– А, Притвиц, вот я потерял шпору. Ложись, Притвиц, молчи…

Его величество натянул на лицо черный плащ и покрыл голову треуголкой.

От дна шляпы знакомый запах табаку и пота: так пахнут его солдаты.

Его солдаты… Господи, я во власти Твоей.

На улице, у низкой двери, стал на часы громадный берлинский гренадер.

Гренадер опёр обе руки на дуло. На высокой тумпаковой каске заиграл лунный свет и перелились там чеканные знамена, башни и полукруглая лента латинских букв. « Semper talis» [1] и скрещенный вензель. « F.R.» [2]

Примечания

1

Semper talis (лат.) – всегда таков

2

F.R. {Friedrich Rex} ( лат .) – король Фридрих