Виктория Токарева - Ничего не меняется

– Папа, можно вопрос? – спросила Лиза.

Он поднял на нее большие глаза. Раньше они были синие, как небо в Сочи. А теперь – серые, как небо в Воркуте. Но все равно это был тот же самый Мика, похожий на американского Андрея Болконского. Постаревший, обветшавший, но все-таки – он.

«И в самом деле, зачем сдавать квартиру», – усомнилась Мака. Это их дом. Сюда они сбегаются, как маленький табун, окружают ослабевшего и спасают от смерти.

А что деньги? Бумажки, которые спасают от страха. Не надо бояться. Но Мака этого не умела. Она всегда чего-то боялась. Не одного, так другого. Боялась коммунистов: придут и раскулачат. Боялась братков: придут и отберут. Боялась, что умрет. Боялась, что заживется на этом свете и не хватит денег.

Мика смотрел на Лизу: ждал вопроса.

– Как можно было с температурой развозить твоих козлов по домам? – спросила Лиза. – Они же видели, что ты еле дышишь!

Мика задумался. Он не хотел подвергать ревизии своих друзей. Так же собаки не обсуждают между собой своих хозяев.

Дружба – это то, чему он служит. Идефикс. Лучше иметь ложную идею, чем никакой.

Мака осталась в квартире. Решила поухаживать за больным Микой. Но не очень получалось.

Во вторник помчалась на строительную выставку. Чего там только не было… Дома финские из бруса, канадские дома-сандвичи. Срок исполнения заказа – шесть месяцев. Полгода – и дом собран.

Какая плитка. Какие краски… Просто сады Семирамиды.

В среду Мака помчалась в гости к подружке-шведке. Там была интересная еда шестнадцатого века: вяленое мясо с гороховым пюре. Понятное дело: в шестнадцатом веке холодильников не было. Мясо солили, вялили, запасались на зиму.

У шведки бывали интересные люди и малоинтересные. Например, баба-политик. Она села, раскрыла рот и не закрывала его сорок минут. Слушать нечего. Смотреть не на что. Перебить – нереально. Приходилось терпеть.

В четверг Мака посетила театр «Современник». Спектакль был хороший. Странно. Страна рушится, а искусство живет.

А может, страна и не рушится. Жить стало интереснее – таким хищникам, как Мака. А таким травоядным, как Мика, – просто джунгли. Ложись и помирай. Одна надежда на демократию. Демократия наберет силу, и тогда всем места хватит: и хищникам, и травоядным.

В пятницу утром Мика сказал:

– Уезжай на дачу.

– Почему? – удивилась Мака.

– Потому что ты не моешь посуду.

Мака действительно не мыла посуду. Складывала в мойку. Она привыкла, что эту работу за нее делает домработница.

– Убирать за тобой у меня нет сил, – продолжал Мика. – А в грязи я сидеть не намерен.

Мака почувствовала, как ее душа взметнулась от радости. Она тоже хотела на дачу. Там работа. Там дела. Сдача дома.

Мака не могла существовать без работы более трех дней. А три дня уже прошли.

– Хорошо, – согласилась Мака. – Я сварю тебе борщ и уеду.

– Нет! – вскрикнул Мика. – От тебя столько грязи, что никакого борща не захочешь.

– Какой грязи?

– Овощи начнешь чистить. Свекла, морковь, картошка, лук, целый сугроб. Не надо. Я сам себе сварю.

– А ты в состоянии?

– Да. Я лучше себя чувствую.

Курс антибиотиков подходил к концу. Мика воспрял. Он уже сидел в кресле с газетой и тряс тапок. Прыгающий тапок – гарантия стабильности.

– Ну хорошо, – легко согласилась Мака. – Я поеду к себе. Если что, звони…

Мака уселась на заднее сиденье – самое безопасное место. Сережа – хороший шофер, но дорога есть дорога. Какой-нибудь идиот возьмет и влепится.

Сережа включил приемник. Запел мужской голос. Очень красивый. Кто это? Мака стала вспоминать. Последнее время у нее было плохо с именами, забывала, как кого зовут. Возраст.

Неизвестный пел, как Орфей.

Мака думала о муже, которого она оставила одного. Но он так хотел. И ее это устраивало. Она тоже хотела уехать.

Каждый живет свою жизнь – ту, которую он любит. В их жизни ничего не меняется. И НЕ ДОЛЖНО меняться.

Эта мысль впервые пришла в голову Маке: не должно меняться, потому и не меняется.

Предположим, Мика был бы другой: деятельный, результативный. Тогда и Мака была бы другой. Зачем ей быть генералиссимусом? Расслабилась и текла бы как речка – издалека долго.

Супруги – это волы, запряженные в одну повозку. Два вола тянут воз семейной жизни. Один вол – филонит. Тогда другой тянет за двоих. Напрягается. Наращивает мышечную массу. И через какое-то время это уже совсем другой вол – сильный, самоуверенный, ничего не боящийся.