Владимир Листенгартен - Рассказы

Иностранным языком был выбран немецкий, который, хотя война уже закончилась и Германия была разгромлена, все еще считался многими самым необходимым для изучения. От этого времени у меня в памяти осталась только картинка на обложке учебника немецкого языка, на которой были изображены две купающиеся девушки и надпись: «Marta und Anna baden» («Марта и Анна купаются»).

Однажды, когда я был в гостях у родственников, меня спросили, как мои дела? Я ответил, что дела мои хороши, но скоро будут еще лучше, и пояснил:

— От музыки я уже избавился, от немецкого языка тоже избавился, теперь остается избавиться от школы и вот тогда можно будет жить спокойно.

Но со школой мои родители были непреклонны, и вскоре я к ней привык и в старших классах уже получал только четверки и пятерки. Ну, а потом я благополучно закончил институт, защитил сперва кандидатскую, а затем и докторскую диссертации. И став взрослым, пожалел, что не получил хотя бы минимального музыкального образования. А вот немецкий язык мне в жизни не понадобился, надо было изучать английский, это бы мне очень пригодилось в Америке. А так, после эмиграции почти год ушел на то, чтобы хоть немного начать понимать и говорить по-английски.

Цюрих — один из самых красивых городов самой красивой европейской страны — Швейцарии. В эту страну до революции приезжали молодые евреи, чтобы получить высшее образование, которого из-за процентной нормы они не могли получить в России. Многие из них учились на медицинском факультете Цюрихского университета. Первая Мировая война перекрыла каналы связи с Россией, и студенты сильно нуждались. Один из таких студентов, приехавших из Баку, Лева, закончил учебу в 1918 году и получил диплом врача. Хотя он и стремился как можно быстрее вернуться в Россию, но сразу сделать этого не мог: просто не было денег на дорогу домой. Надо было как-то выходить из положения. По законам Швейцарии иностранцы, не имеющие гражданства этой страны, даже если они получили диплом врача в местном вузе, не имели права практиковать на территории страны. Однако в законе была лазейка: временно заменять швейцарского врача им разрешалось.

Лева начал поиски, и вскоре его усилия увенчались успехом. Местный врач по каким-то своим очень важным делам должен был срочно ехать в Америку. В те времена такое путешествие было нелегким и, самое главное, весьма продолжительным. Предполагалось, что врач будет отсутствовать около трех месяцев. Просто закрыть кабинет было нельзя, в этом случае он терял всех своих постоянных пациентов. Нужна была замена. Неписанные правила, действующие в таких случаях, были общеизвестны, и обе стороны быстро договорились: Лева переезжал жить в дом врача, где ему предоставлялись бесплатные жилье и стол, а заработанные деньги должны были делиться пополам. Одна половина шла жене врача, которая оставалась в Цюрихе, другая — Леве.

Дом врача был большой. На первом этаже размещались большие приемная и кабинет, кухня и служебные помещения, на втором — столовая, гостиная и несколько спален. Жена врача была намного его моложе, ей было лет 26–27, иначе говоря, она была всего на 3–4 года старше Левы. Звали ее Эльза. С утра Лева вел прием в кабинете, а во второй половине дня посещал больных на дому. Прислуги в доме было много: кухарка, уборщица, служанка, — но все они приходили утром, а к вечеру возвращались в свои дома, так что Эльза и Лева оставались ночью одни в большом доме. Эльза не страдала комплексами, уже на второй день ночью она пришла в одном халатике в спальню к Леве и без лишних слов легла к нему в постель. Она была высокая, пышная блондинка и, как говорят, все, что надо, было при ней. С этого времени Лева стал заменять уехавшего врача не только в кабинете, но и в спальне.

А утром Эльза выплывала в столовую, чинно здоровалась с Левой, как будто только что его увидела, и служанка подавала им завтрак. На стене в столовой висела голова оленя с ветвистыми рогами. Вскоре Эльза начала по этому поводу шутить: надо, мол, переделать это, сделать нечто вроде шапочки, к которой были бы прикреплены рога, тогда ее почтенный супруг, когда вернется, сможет надевать это себе на голову. Однажды Лева не выдержал и сказал:

— А ты не боишься, что он в Америке нашел себе другую Эльзу, с которой проводит время, а рога придется примерять тебе самой?

Но Эльза совершенно спокойно ответила:

— Я не думаю, чтобы на него кто-нибудь там польстился.

— Но ты же польстилась!