Ян Вайсс: Звезда в небе Африки

Они любят танцы черных, говорит локали. Да, у нас красивые танцы, мы можем гордиться ими. Но белым не нужна красота черных. Их просто возбуждает нагота наших девушек и женщин во время танца. А наши девушки этого не понимают, так они целомудренны и чисты. И я не решаюсь сказать им правду, чтобы не обидеть их».

Снова зазвучал локали, оторвав Бакпве-ба от его размышлений.

— Клип-кляп-клеп… тебе, тебе и тебе… Навостри уши и слушай! Негр Матапа Ариман из глухой деревушки Ломали страдает от тяжелых родовых мук и уже вторую ночь мечется и кричит. Он принимает родственников и знакомых, пришедших выразить ему сочувствие. Те всячески подбадривают его, а в это время его жена за стеной не смеет застонать от настоящей боли.

Но вы, черные люди, во всех деревнях смеетесь над ним, ибо знаете, как следует поступать. Мудрый человек посоветовал бы Ариману послать жену в местечко Авакаса, где для роженицы приготовлена чистая постель. На окнах больницы натянуты сетки для защиты от комаров, а под потолком крутится вентилятор, который разносит прохладу и аромат цветов; руки белой женщины-врача помогут черному младенцу появиться на свет. А Матапа Ариман, отец этого ребенка, пусть встанет и отправится на работу, мы все знаем, что он здоров, как молодой крокодил. Нужно бороться, чтобы этот старый обычай навсегда исчез даже в самых глухих деревнях. И местные колдуны могли бы сказать об этом свое мудрое слово.

Услышав это, колдун Юмактро нахмурился. Ему хотелось вскочить с ложа и остановить удары, слагавшиеся в его голове в такие неприятные слова. «Пусть негр Матапа переносит свои муки, посторонним нечего в это вмешиваться. Издревле таков обычай в нашей деревне на краю «Леса тяжелых снов», и так должно продолжаться. Родовые муки велики, но ни одна женщина не имеет права на что-либо великое. Поэтому великие боли берет на себя мужчина, а добрый колдун помогает ему вынести их и поскорее от них оправиться.

А какие-то сумасшедшие додумались укладывать беременную женщину в постель далеко-далеко от деревни и наших добрых духов. Каждый ребенок знает, что добрые духи, охраняющие семью, живут в темных углах хижины и возле домашнего очага.

Проклятые барабаны! Из какого болота они выуживают свои вести? Этот барабанщик словно одержим бесами. Сейчас они вместе со звуками барабана проникают в наши тела…»

— Тьфу, тьфу, — отплевывался Юмактро во все стороны, отгоняя бесов.

Король Кикоругве волей-неволей вынужден слушать звуки локали. Ему совершенно безразлично, притворяется ли Матапа Ариман, который, извиваясь на своем ложе, кричит, словно на ногу ему наступил слон, в то время как его жена рожает в одиночестве и собственными руками помогает своему ребенку. Неважно, рожает ли она на постели или на траве, легко или тяжело. Кикоругве злится. «Какой я король, если не могу даже приказать, чтобы было тихо? Я вынужден молча слушать грохот там-тама и не могу его прекратить. Удары барабана складываются в слова, они проникают в мою голову, проходят сквозь нее, вьются вокруг, а я должен делать вид, будто все это творится по моей воле, по моему приказанию. Какой же я король, если не могу ничего запретить?..»

Барабанщику Бакпве-ба тоже не совсем нравится сообщение о рыбаке Матапа Аримане, у которого начались родовые схватки. Оно только наполовину укладывается в его голове. «Да, черные братья, пора покончить с этим дурным обычаем, — рассуждает он про себя. — Высмеивайте отцов, которые ложатся и начинают кричать. Смех, по-моему, в этом случае — лучшее оружие. Но мне кажется, что среди этих мужей есть не только лодыри и хитрецы. Теперь я понял, почему так поступают. Мужчина настолько ярко представляет себе родовые схватки, что действительно начинает чувствовать боль. Чем сильнее он стонет и извивается, тем легче его жене, по крайней мере он так думает. И жена его не одинока в своих муках. Вот откуда взялся, наверное, этот обычай, над которым смеются белые господа. И неправ локали, утверждающий, будто черным роженицам хорошо в городской больнице. Ну что она собой представляет? Стоят там кровати на ножках, и над каждой висит белый светлобородый мужчина, прибитый к кресту… И все-таки рыбак Матапа напрасно лежит и стонет. Это не поможет его жене, но зато на руку насмешникам. Черные не хотят, чтобы белые постоянно насмехались над ними, черные и сами хотели бы посмеяться… Но настанет день, когда я ударю в барабан, чтобы возвестить свою правду. И ветер разнесет ее по свету… А барабан у меня хороший, и удар крепкий».