Почему прозрел только сейчас?
Все его тело дрожало от напряжения. Огонь желания разгорался сильнее с каждой секундой. Проклятие, ему не следовало приходить сюда. Он совершил ошибку. Однако в противном случае так никогда бы и не увидел другую Эмму, совершенно непохожую на грубоватую владелицу гаража.
Пальцы Коннора с силой сжали бильярдный шар.
Но ведь это все равно Эмма. Друг. Приятель. И нечего себя обманывать.
Тем не менее происходило невероятное.
При взгляде в лицо Эммы у Коннора перехватило дыхание. Девушка смотрела на него широко открытыми голубыми глазами. Ее пухлые губы так и просили поцелуя.
О господи!
Они были знакомы уже несколько лет, и никогда прежде Коннор рядом с ней не чувствовал себя таким растерянным.
— Держись, Райли, — тихо прошептал он, надеясь, что громкая музыка заглушит его слова.
Эмма даже на секунду не должна заподозрить, что один лишь взгляд на нее вызывает бурную физическую реакцию со стороны его тела.
Проклятое пари.
Всему виной длительное воздержание.
Коннор был на пределе. Ведь Эмма выглядела просто потрясающе.
— Как насчет того, чтобы забить в лузу несколько шаров? — весело спросила она.
Ухмыльнувшись, Коннор метнул в ее сторону быстрый взгляд.
— Попытка не пытка. Главное — ловкость.
Эмма рассмеялась, и ее звонкий смех проник Коннору в самую душу.
— А какой ты? — поинтересовалась Эмма. — Ловкий?
Пальцы девушки по-прежнему продолжали поглаживать кий, и Коннор поспешил отвести взгляд в сторону.
— Я умею быть таковым, когда требуется.
— Неужели? — Эмма вскинула голову, и копна золотистых волос разметалась по ее плечам. — А ты хорошо играешь?
Коннор поднял треугольную рамку и, повесив ее в сторонку на крючок, как можно небрежнее произнес:
— Увидишь. Начинай партию.
Эмма кивнула.
— Ставка — двадцать баксов.
— Многовато.
— Я не ослышалась? — переспросила Эмма, изогнув уголки рта в улыбке. — Похоже, ты жмот или испугался?
Слова ее возымели эффект. Чувство оскорбленного достоинства заставило Коннора произнести следующее:
— Я стану победителем. Вот увидишь, что я сделаю с тобой!
— Ой! И что же ты со мной сделаешь? — вкрадчиво спросила Эмма.
Не дожидаясь ответа, девушка склонилась над столом и, отведя руку с кием назад, принялась выбирать цель.
Взору Коннора открылась ее роскошная грудь, готовая в любое мгновение выскочить из выреза топика.
У молодого мужчины перехватило дыхание. Внезапно он понял: он хочет обладать Эммой прямо в этом зале, на гладком сукне, на этом самом бильярдном столе.
Дьявол. Наваждение какое-то. Коннор в отчаянии потер лицо, едва не шлепнув себя по щеке. Но он желал Эмму. Сейчас. Желал сильнее, чем кого-либо в своей жизни.
Однако испытывает ли Эмма то же самое?
С какой стати?
Девушка нанесла удар, и шары с глухим стуком раскатились по зеленому полю. Улыбнувшись, она взглянула на Коннора.
— Ты готов к потере двадцати долларов? — поддразнивающим тоном спросила Эмма.
— Издеваешься? — Коннор провел ладонью по деревянному краю стола. — Зря.
— Не злись, Коннор. Просто я предпочитаю выходить победительницей из разного рода поединков.
— Правда? А если эта битва закончится моей победой, сыграем во что-нибудь еще?
Эмма весело взглянула на Коннора.
— Надо подумать.
Эмма Джейкобсен была довольна. Она торжествовала.
Коннор проиграл ей две партии подряд. У него даже не нашлось смелости приструнить смеющихся посетителей бара, которые, окружив бильярдный стол, с интересом наблюдали за соревнованием, явно находясь на стороне девушки. Впрочем, на их месте он и сам бы поиздевался над парнем, проигрывающим удар за ударом хрупкой сопернице.
Все дальнейшие попытки Коннора выровнять счет терпели крах.
Но разве может мужчина сосредоточиться на игре, если его ежесекундно отвлекает вид женской груди? Вряд ли…
И вот финал. Положив кий на полку у стены, Эмма медленно подошла к Коннору сквозь расступившуюся публику. Девушка протянула руку за двадцаткой долларов.
— Ты применила против меня секретное оружие, — заметил Коннор и, дернувшись, словно боясь обжечься, опустил банкноту в ладонь Эммы.
— Какое еще оружие? — спросила Эмма, весело улыбнувшись.
Ее улыбка подействовала на Коннора как удар электрического тока. И почему же прежде он не замечал, какие у девушки чувственные губы? Будто был слеп.
Слова застревали у Коннора в горле.
Читать дальше