Павел Шорников - Кукла на качелях

— Дизайнеру? Да, час назад.

— Ответного факса не было?

— Нет, Андрей Николаевич, не было.

— Звонок?

— Я указала только телефон вашей трубки, как вы просили.

— Понятно… Света, как по-вашему, что такое счастье?

— Счастье? — опешила девушка от неожиданного вопроса. — Никак не могу привыкнуть к вашим поворотам… По-моему, у счастья нет определений… Хотя у Ницше: счастье мужчины — я хочу, счастье женщины — он хочет.

— Для моей секретарши вы слишком умны. C’est clair comme le jour — это ясно, как день, — сказал он по-французски и тут же перевел фразу на русский. После возвращения в Россию эта манера говорить: французское слово или выражение и тут же — перевод, стала для него чем-то вроде дурной привычки. Он пытался избавиться от нее, но пока безуспешно.

— Я уволена? — бесстрастным голосом спросила Светлана.

— Нет. С сегодняшнего дня вы получаете больше на десять процентов.

Разговор на этом закончился.

«Гусар… — усмехнулся про себя Андрей. — C’est ridicule — это смешно! Получаете больше… Десять процентов… Ого! А в год?! Гусар…»

И он вновь погрузился в свои мысли. Расслабиться не дали.

В кабинет вновь вошла Светлана, молодая женщина, с лицом, на котором застыло трогательное легкое удивление. Это выражение и подкупило Андрея, когда он выбирал себе секретаря-референта. Конечно, все остальное; длинные, стройные ноги, которые позволяли девушке с полным правом носить только короткие юбки, фигура, красивые руки… — тоже сыграло свою роль. Но основное — вечное легкое удивление.

— Пришли из Комитета по строительству, — сказала Света.

— Уф… Давай его сюда. И два кофе, пожалуйста.

Андрей поднялся, вышел из-за стола и встретил гостя стоя. В кабинет вкатился мужчина невысокого роста, с двойным подбородком и хитрыми глазами.

— Господин Хохлачев… — поприветствовал вошедший.

— Господин Уткин… — натянул улыбку Андрей.

Гость и хозяин сели за небольшой столик в углу кабинета, секретарша принесла кофе с печеньем, и беседа началась.

— Вы же не первый год в строительном бизнесе, господин Хохлачев, — начал издалека Уткин. — Можно сказать: акула французского бизнеса.

— Не совсем… Я восстановил российское гражданство.

— А-а-а!.. Теперь вы не только француз, но и опять русский… Поздравляю.

Андрей кивнул.

— Вы, конечно, догадываетесь, — потер двойной подбородок Уткин, — что не все так просто. Окраинные районы города — ваши. Но я понимаю: вам нужен центр!.. Старая застройка!.. Мансарды — это дело такое. С одной стороны, благо — дополнительное дешевое жилье, а с другой — меняется облик города и не всем это нравится. И тех, кому это не нравится, надо уговаривать…

Дальше Уткин мог ничего не объяснять. Ведя дела во многих странах Европы, Андрей, конечно, знал, через что ему предстоит пройти, заключая договор на строительство мансард в Петербурге. Чиновники всех стран, по наблюдению господина Хохлачева, имели один общий рефлекс — хватательный.

«Каждый из них тянет одеяло на себя, даже если кто-то и пытается накрыть другого…»

Андрей не стал бы мучить бедного Уткина и давно умаслил бы его, но… Но…

Петербург для Андрея Хохлачева был больше, чем город, где можно было сделать деньги, как в том же Париже, Праге или Гданьске. Андреи родился в Питере, прожил здесь почти семнадцать лет, а потом… Потом судьба сделала немыслимый кульбит — и он оказался во Франции. Может быть, юный Хохлачев никуда бы и не поехал. И родители не смогли бы уломать сына покинуть страну навсегда, но как раз тогда ему было все равно куда ехать: хоть на лысую гору, хоть в царство мертвых…

Ее звали Алла. Алла Григорьева. Сказать, что он любил ее — значит оскорбить его чувства к ней. Селедку под шубой тоже любят. Это слово было в глазах Андрея дискредитировано. Боготворил? Может быть… И то не полно… Он зависел от нее, как от сильнейшего наркотика. Не видеть ее день — смерть!.. Смерть… И вот прошло десять лет. И все это время он жил без нее. Жил, лелея в себе мечту вернуться и сказать ей всего четыре слова: я не люблю тебя! Слишком много было пережито, выстрадано, чтобы, наконец, понять это. И вот он вернулся… Вернулся именно для того, чтобы сказать те самые слова, которые жгли его все эти годы… А бизнес… Бизнес может пока подождать…

«Нет, Уткин, — прервал сам себя Андрей, — я тебе ни копейки не дам, как ни намекай. Такова жизнь: кто чего хочет, тот того и не получит…»

Представитель Комитета по строительству ушел, унося в душе смятение. Ему все больше не нравился этот несговорчивый бизнесмен, у которого не поймешь что на уме.