Ирина Кривенко - Доверенность на любовь

Да какого черта она что-то будет объяснять мужу, выпытывать у него! Пусть делает что хочет, и она станет делать то же самое. Может, не лучший выход, но спокойствия на душе прибавится.

Оксана быстро допила кофе, коньяк и поднялась из-за стола. Валерий засуетился, он даже не успел отодвинуть ее стул.

— Не нужно. Останься еще здесь, я хочу побыть одна.

— Можешь не приходить сегодня больше на работу. От тебя, как я понимаю, толку мало.

— Спасибо, — не оборачиваясь, бросила Оксана Лозинская и направилась к выходу.

Она добралась домой только поздно вечером. По дороге она заходила в кафе, сидела в одиночестве, пила вино и кофе, без устали курила. В конце концов, ее стал мучить кашель и она, скомкав неоконченную пачку сигарет, швырнула ее в урну.

«Вот еще, буду я портить себе здоровье из-за какой-то глупости!»

Но, подходя к дому на Кабельном переулке, Оксана Лозинская с надеждой посмотрела вверх: не горят ли окна ее квартиры? Несмотря на то, что она сама видела своего мужа Виктора с Эллой, она надеялась, что он вернется сегодня же домой. Но чудес, как известно, не бывает. Окна оказались темными и безжизненными.

Поднявшись на свой этаж, Оксана не спеша открыла дверь и шагнула в душную темноту квартиры. Ощущение одиночества казалось пронзительным и вселяло в душу одну только безысходность.

— Нужно сегодня напиться, — сказала она себе, открывая холодильник.

Но открывать новую бутылку вина не стала. Усталость после раздражения утомила ее разом. Хотелось спать.

Наскоро умывшись, она легла в неубранную со вчерашнего дня постель. Вновь горели окна напротив. Но теперь вместо молодого человека и девушки Оксана увидела двух стариков. Те сидели на кухне и ели какую-то гадость типа каши прямо из алюминиевой кастрюльки, поставленной на столе. Мужчина с благообразными седыми усами то и дело просыпал крупинки на пластик стола и, собирая их пальцами, отправлял в рот.

— Какая мерзость! — вздохнула Лозинская. — И такие люди могут воображать, что их кто-то любит.

Пожилая женщина с трудом оперлась на спинку стула и потащилась к плите. На ее широких бедрах висел складками помятый халат, а еле угадывающуюся талию стягивали грязные тесемки кухонного передника.

«Но и они когда-то были молодыми, когда-то думали, что ни за что не сделаются старыми. А теперь она преспокойно смотрит, как ее муж, а когда-то, возможно, и любовник, собирает крошки гречневой каши пальцами со стола и отправляет их себе в рот. Боже мой, до чего же быстро деградируют люди!»

Оксане доставляло мазохистское наслаждение уверять себя в том, что и она скоро состарится, но при этом состарится ее муж, которого она теперь ненавидела так, как только можно ненавидеть человека, с которым собираешься жить и дальше. Оксана, чтобы не смотреть в окно, перевернулась на живот и, подложив под подбородок руки, посмотрела в самый темный угол комнаты — туда, где переливаясь позолотой, качался маятник больших напольных часов. Бой в них Оксана отключила сразу же, как только появилась в этом доме. Сделать это было очень просто — не заводить пружину и все. И теперь часы оживали звуками лишь изредка.

То ли качнулась половица, то ли застывшая пружина распрямила один из своих завитков, но послышался тягучий и леденящий душу удар. Один-единственный, прозвучавший невпопад в тишине.

Оксана вздрогнула. Ей вспомнилось, как еще давно в детстве она любила воображать себе, каким будет ее будущий дом. Она доставала тетрадь для рисования, устраивалась за столом и цветными карандашами рисовала не сам дом, а именно планы. Выводила стены, перегородки, двери, окна, расставляла мебель. И в ее доме никогда не находилось места двум самым необходимым вещам — часам и туалету. Ванная — да. Она была огромная, всегда с большим окном. Основное место на таких планах занимали спальни и гостиная. Множество маленьких диванчиков для гостей, целая стена, отведенная для музыки, огромное пространство для танцев. И спальня, всегда выходившая окнами в сад, с огромной кроватью под балдахином. Теперь кровать у Оксаны была тоже большая, правда, без балдахина. Но его вполне можно было вообразить себе, полуприкрыв глаза.

Будучи честной сама перед собой, Оксана произнесла в темноту:

— Конечно, без мужа я не имела бы и этого. Но кто ему дал право изменять? Кто ему дал право врать мне? И пусть я зарабатываю меньше, все равно смогу себя прокормить.

Оксана и сама не заметила, как заснула.

Ее разбудил яркий солнечный луч, упавший на лицо. Открыв глаза, она тут же вспомнила вчерашнее, вспомнила смеющуюся Эллу, счастливого Виктора. И на душе снова сделалось гнусно и мерзко.