Людмила Ситникова: Последний рассвет одиночества

— Мне замолчать? Эй, ты чего, обиделась? Ну прости, я же не собиралась тебе досадить. С детства имею дурацкую привычку — сначала ляпнуть и только потом думать.

Отправив мокрый платок в корзину, Людмила подошла к двери. Но слова Полины заставили замереть на месте.

— Когда свадебка?

— Я же сказала, мы с Виктором не любовники.

— Кому ты лапшу на уши вешаешь? Не любовники они. А колье? Его тебе Витька подарил!

— Предположим.

— В наше время дорогие побрякушки за красивые глазки не дарят. А уж тем более — просто так не дарят вещи бывших жен.

У Людмилы перед глазами запрыгал миллион черных точек.

— Повтори, как ты сказала?

— Ну вот, опять я переборщила. Забудь, ты ничего не слышала.

— Нет, продолжай.

— Колье Виктор подарил Татьяне, когда она была на пятом месяце беременности. Танюха его ни разу не надевала. Зато хвасталась. Она когда Нинку носила, постоянно на сохранении лежала, все мечтала после родов нацепить на себя брюлики и завалиться в какое-нибудь шикарное местечко. О-хо-хо, а судьба распорядилась иначе.

Люда выбежала из дамской комнаты и стрелой бросилась к Леонтьеву.

Виктор дымил сигареткой, выпускал сизые струйки дыма.

— О-о… Мил, ты куда запропастилась, я начал беспокоиться.

Алимова положила на стол колье.

— Украшение принадлежало твоей покойной жене!

— Откуда ты узнала?

— Не важно, но факт остается фактом.

— Я все объясню.

— Забери его немедленно.

— Мил, не разводи бурю в стакане воды. В чем, собственно, проблема? Ну да, я купил его Таньке, когда она ждала Ниночку. И что с того?

— А ты не понимаешь? Оно ее! Ее — и точка.

— Татьяна умерла.

— А колье осталось. — Отвернувшись, Людмила процедила: — Вставай, нам пора уходить.

Виктор не стал пререкаться. Он поднялся и, слегка покачиваясь, пошел к выходу.

На улице Леонтьев попытался обнять Алимову.

— Убери руки. Я сейчас поймаю тебе такси.

— А ты?

— За меня не беспокойся, доберусь до дома в лучшем виде.

— Нет, я так не согласен. И вообще — у меня предложение лучше твоего. Сейчас мы ловим тачку и едем в бар. Я знаю одно классное местечко, тебе там обязательно понравится.

— Какой бар, одумайся. Посмотри на себя, ты еле на ногах стоишь.

— Милка, не перечь мне. — Леонтьев сел на бордюр тротуара.

— Виктор, поднимайся.

— Не встану, пока не согласишься поехать в бар.

— Я оставлю тебя одного.

— Способна бросить захмелевшего человека? А если меня ограбят или того… Сможешь потом спать спокойно?

Людмила сжала кулаки:

— Я тебя прошу, встань с бордюра.

— А бар?

— Ну хорошо, поедем в бар, только ненадолго.

Расположившись за стойкой, Виктор заказал виски со льдом. Людмила запротестовала.

— А у вас есть кофе? — обратилась она к бармену, приятному молодому человеку лет двадцати трех.

— Могу предложить эспрессо.

— Годится.

Выхватив у Леонтьева стакан, Люда подвинула спутнику чашку ароматного напитка.

— На сегодня горячительного хватит. Пей кофе.

Минуты три Виктор хранил партизанское молчание. К кофе не притронулся. А когда Людмила уже в сотый раз посмотрела на часы, Леонтьев заговорил осипшим голосом:

— Я наделал столько ошибок, столько глупостей. Противен сам себе. С колье, конечно, неудобно получилось. Но я не думал, что для тебя это имеет такое значение. Татьяна его не носила, она… — он запнулся, — не успела. И знаешь, я до сих пор виню себя в ее смерти. Мы тогда здорово поскандалили, и она ушла, так и не услышав от меня слов прощения.

— Вить…

— Тихо, Милка, тихо. Так нелепо получилось. Нелепо и глупо. Я законченный дурак, действовал исключительно на эмоциях, не отдавал отчета в своих словах. Однажды мне на работу позвонил неизвестный и заявил, что моя жена мне изменяет. А кроме того, доброжелатель утверждал, что ребенок, которого она носит под сердцем, не мой.

Людмила ахнула.

— Представь мое состояние. Я словно взбесился. Помчался домой, устроил Таньке настоящий допрос с пристрастием. Требовал объяснений и признаний. Она отнекивалась, плакала и клялась, что никого, кроме меня, у нее не было. Я озверел. Естественно, не поверил ни единому слову. Потом, когда уже не мог остановиться, заявил, что ребенок не мой… Короче, у нее началась истерика. Но мне было уже все равно. Я собрал вещи, рванул к приятелю. Неделю не показывался дома, не отвечал на ее звонки. А потом позвонила мать. Она сообщила, что Таню увезли в больницу. — Леонтьев облизал пересохшие губы.