Маргарита Бурсевич - Мамочка в подарок

— Поможете с одеялом? — позвал капитан.

— Конечно, — поторопилась я откинуть лоскутное покрывало и разгладить простынь.

Девочка, не просыпаясь, уютно устроилась на подушке, подсунув ладошки под щеку.

— Сладких снов, — шепнула я, невольно улыбнувшись и поправив выбившуюся из косички светлую кудряшку.

Еще секунду я позволила себе полюбоваться ангельским личиком и только потом подняла взгляд. Я не заметила, когда он подошел, но капитан Олбани оказался неожиданно близко. Черные глаза смотрели практически в упор: внимательно и с ожиданием. Комната внезапно сжалась и стала совсем крошечной. Тишина дома и мерное посапывание детей создали ощущение, будто в целом мире за пределами этой спальни больше никого нет. Я забыла, как дышать и пришлось напоминать себе о каждом вздохе. Сердце запнулось на миг, а потом принялось стучать так, словно опаздывает. Жаркая волна затопила шею и щеки. Во рту пересохло.

— Нужно уложить Виктора, — шепнул Олбани.

Я с трудом кивнула, но если быть откровенной перед самой собой, то должна признать — вопроса я не слышала. В ушах бухало в такт с ударами сердца, и я даже под страхом смерти не могла взять себя в руки. Кивнув еще раз на всякий случай, я вцепилась пальцами в ткань платья. Почему-то оказалось очень важным держаться хоть за что — то, чтобы эти странные теплые волны не унесли в неизвестном направлении.

Огонек свечи дрогнул и потух.

— Ох, — вырвалось у меня.

Темнота помогла вернуться в действительность, и я потянулась к столику, чтобы нащупать подсвечник, однако вместо холодного металла мои пальцы поймали теплую мужскую руку.

— Ой, — мой писк напугал меня саму.

Отшатнувшись назад, я споткнулась о край ковра и покачнулась.

— Тише, — раздался мягкий смех, и большая ладонь легла мне между лопаток, удерживая на месте. — Спокойнее, детей разбудите, а то еще и, не дай Бог, ушибетесь.

Олбани, едва касаясь, провел рукой вдоль всей спины, как будто пытался усмирить разволновавшуюся лошадь.

— Если вы сделаете шаг в сторону, я достану из стола запасную свечу, — промелькнувшее в моей голове обидное сравнение позволило окончательно прийти в себя, и голос прозвучал уверенно и спокойно.

Тихий шорох подсказал, с какой стороны от меня встал хозяин дома. Обогнув его, я обошла кресло, легко ориентируясь в хорошо знакомой обстановке.

— А зачем?

— Что? — остановилась я.

— Зачем свеча? — капитан явно начал находить ситуацию забавной. — Да и зажечь нам ее нечем.

С досадой поняла, что он прав. Идти на кухню за огнем глупо.

— Откройте мне дверь, пожалуйста, а я заберу Виктора, — видимо, капитан в свою морскую бытность привык к неожиданностям и легко подстраивался под любую ситуацию.

Аккуратно шагая по ковру, чтобы не споткнуться, распахнула дверь. В коридоре было ненамного светлее — слуги уже давно погасили свечи и отправились спать. Я шла впереди, ведя рукой по стене, чтобы не пропустить дверной проем комнаты Виктора. Капитан едва слышной поступью двигался за мной, неся мальчика на руках.

— Пришли, — подсказала я Олбани, когда мои пальцы нащупали деревянный откос.

— Отлично, — выдохнул капитан. — Знаете, мисс Блю, как отцы осознают, что дети уже выросли?

Я покачала головой, но сообразив, что он меня не видит, как и я его, ответила:

— Нет.

— По их весу, — хохотнул он. — Я только что осознал, что Виктор уже не мальчик, а почти юноша.

Слова капитан произносил с натугой, оно это и не удивительно — Виктор давно не малыш.

Процедура повторилась: дверь, кровать, одеяло, устроенный с удобством ребенок. Да и мне самой уже с трудом удавалось сдерживать дрему.

— Идемте, я Вас провожу, — предложил капитан Олбани.

— Что Вы?! Я прекрасно доберусь сама, — я неловко отступила, жутко смущенная таким предложением.

— Лестница в такой темноте не самое безопасное место, мисс Блю, — не терпящим возражения голосом заметил капитан. — Так что, не перечьте.

Тон непривычно твердый. Вот он — морской капитан во всей красе. Теперь я явственно могла представить его на палубе судна за штурвалом посреди бушующего шторма и раздающего отрывистые команды четким решительным голосом.

Сильная рука крепко обхватила мои похолодевшие от волнения пальчики.

— Ступайте за мной, — сказал Олбани и двинулся к лестнице на третий этаж.

Мне не оставалось ничего, кроме как пойти за ним. За два дня мой мир встал с ног на голову, и теперь я из воспитательницы стала опекаемым ребенком. Эмоции этот поворот событий вызывал самые разные: от раздражения до тлеющего в груди огонька благодарности. Возможно, я не реагировала бы столь остро, но ходьба по темному коридору в тишине ночи за руку с мужчиной была для меня недопустимой. Я — наставница детей, и мне приходится им объяснять, что допустимо, а что нет, и сейчас, нарушая негласные правила, я чувствовала себя обманщицей.