Эшли Дьюал: Если Небо Упадет

Вспоминаю свою попытку номер два и обессиленно кладу голову на край мойки. Плечи поникают, словно на них что-то падает, словно кто-то облокачивается сзади, придавливает, опускает их вниз. Я глубоко втягиваю воздух, зажмуриваюсь и сквозь веки вижу картинки этой же самой ванны, только несколько месяцев назад. В тот день было много крови. Но напугала меня отнюдь не алая, тягучая жидкость на полу, руках и в мойке. Я испугалась, когда жизнь медленно начала меркнуть перед глазами. Когда все мое существо, будто засасывало в гигантскую трубу, и эти ощущения, эти эмоции до сих пор не покидают мою голову.

Правда в том, что пережив все ужасы той ночи, я осталась жива. Меня спасли соседи. Люди, для которых раньше, как мне казалось, меня не существовало. Но факт в том, что я оклемалась и очнулась с чувством полного опустошения. Я видела смерть, я ее чувствовала, и я осталась в живых.

С тех пор умирать стало страшно. Я решила, что в следующий раз учту все погрешности и придумаю нечто быстрое. Лучше бы безболезненное. Два месяца я боялась даже смотреть на свои руки. Сейчас, сжимая в пальцах ножницы, я уже не боюсь. Я просто не могу, не могу повторить с собой то, что уже мне пришлось пережить. То, что отпечаталось в моей голове, как самое ужасное, самое холодное, самое страшное событие после…

Мысли обрываются. Я встряхиваю головой. Раскрываю глаза, выпрямляюсь и с ненавистью разглядываю свои шрамы. Затем поднимаю взгляд, сканирую лицо давно погибшего человека: эти красные, болезненные глаза, белую кожу, потрескавшиеся губы, эти опущенные уголки. Я замечаю в отражении гнев, вижу как рука, сжимающая ножницы поднимается, как она приближается к лицу. Храбро приподнимаю подбородок. Я готова ко всему, что сейчас заставит меня сделать мое же тело. Но оно не намеревается умирать. Пальцы свободной руки собирают светлые, рыжеватые волосы, вытягивают их, и другая рука подносит ножницы. Один щелчок, и всеми любимые локоны валятся вниз. Любимые мамой, любимые папой. Они бы не позволили. Но теперь их нет.

Бросаю ножницы в мойку. Выпрямлюсь, протираю мокрое лицо и неврно усмехаюсь, разглядывая неровные, бронзовые пряди, едва прикрывающие подбородок.

Ничего — говорю я себе. Я придумаю еще что-нибудь. Для того чтобы умереть, у меня есть целая жизнь.

Поужинать решаю в три часа утра. Нарезаю салат из овощей, ставлю чайник. В четыре начинает светать, а я только сажусь за стол. Теперь на мне сухая одежда. От нее пахнет лавандой, словно пришла мама и застирала все вещи, вылив в машинку флакон своих духов. Я наслаждаюсь этим ароматом. Представляю маму на кухне. Вижу, как она разговаривает со мной, и отвечаю в воздух:

— Все хорошо. Я в порядке.

А сама нахожусь на грани срыва. Убираю тарелки в мойку дрожащими руками. Мою посуду, обрызгиваю лицо холодной водой и тяжело выдыхаю. Ничего. Я справлюсь.

Не знаю, как я придумываю очередной план для того, чтобы умереть. Я просто вдруг просыпаюсь под вымышленный визг тормозов и понимаю: вот оно — знак. Попасть под машину — благое дело. Даже не стоит сильно стараться. Меня могут сбить, едва я на сантиметр выйду за пределы тротуара: водители сейчас настоящие наемные убийцы. Но вдруг я опять не умру? Вдруг мне опять удастся выжить? Меня ведь могут лишь покалечить, а это ужасно. Такого нельзя допустить.

На телефоне выскакивает напоминание о встрече с врачом. После того, как меня буквально реанимировали, я состою на учете психоневрологического диспансера, как девушка с нестабильной психикой, подверженная желанию немедленно и срочно наложить на себя руки. Не прийти на сеанс — добровольно пригласить психиатра к себе домой. По правде говоря, я не очень-то гостеприимная, поэтому приходится отложить проектирование нового плана на некоторое время. Сейчас мне нужно привести себя в порядок и доказать доктору, что я вполне хочу жить.

Сложная задача.

Крашусь. Расчесываю волосы. Пряди неровные, поэтому мне приходится немного подравнять концы. Я надеваю легкое, зеленое платье, туфли. И кажется, будто в моей жизни действительно все в порядке. Однако если человек хочет умереть, в его глазах горит странный, яркий огонек, беспрерывно ломающий голову над тем, как скоро и быстро он сможет потухнуть. И ничто этот огонек скрыть не сможет. Ничто.

Я перепрыгиваю через лужи на улице. Еду в автобусе рядом с грустной, уставшей женщиной. Она смотрит на меня, и я улыбаюсь ей, потому что думаю, что смогу так подарить незнакомке немного тепла. Подарить ей немного сил. И женщина вдруг отвечает мне. Уголки ее губ дергаются. Она отворачиваются, но морщинки возле ее глаз не пропадают. И тогда мне становится так хорошо. Так тепло. И я бы всегда хотела быть полезной, пусть даже в таких неглупых глупостях. Если мне не хочется жить, пусть захочет кто-нибудь другой. И я сжимаю пальцы на коленях, прикусываю губу, жадно разглядываю за окном людей, словно думаю, что прощаюсь с ними. Это моя последняя поездка на автобусе, мой последний сосед, мой последний пейзаж. Улавливаю в отражении огонек, тот самый в моих глазах, что хочет погаснуть. Прикладываю к нему пальцы и делаю вид, что греюсь. Правда, стекло такое же холодное.