Алексей Гаранов - Реквием страсти

Глава 2

Дмитрий подошел к окну. Он был растерян и праздничное настроение улетучилось. В спальном районе, где он жил, был поздний вечер перед выходными. В этом благополучном районе Майами жителями уже строились планы на выходной отдых. Везде горели окна, в доме его соседа напротив, тоже. Это были окна Джонни. Он жил вместе с подругой Николь и работал психотерапевтом. По-соседски они не раз встречались, играли в баскетбол и делали барбекю на его заднем дворе. Он был добрым парнем, и они часто заходили друг другу в гости.

– Интересно, чем он сейчас занят? – подумал Дмитрий. – Наверняка штудирует труды очередного гуру.

К нему вернулось игривое настроение и захотелось сменить грустную обстановку. – Пойду и навещу его, – сказал он вслух. – Заодно и поговорим на тему двойных стандартов, он ведь психолог, пусть и ответит откуда все это дерьмо берется. В последнее время Дмитрий полюбил говорить с Джоном на философские темы. Он наскоро одел кроссовки, взял с собой полупустую бутылку виски и вышел из дома. Улица была уже безлюдна, машины стояли запаркованными вдоль дорог, везде горело освещение, а кое где даже мерцала иллюминация. Было тепло. Он подошел к дому Джона и нажал на входной звонок. Через минуту дверь открыл высокий бородатый мужчина в джинсах и клетчатой рубашке. В руках у него был бокал с вином. Бритый загорелый череп и красивое открытое лицо осветляли живые голубые глаза. Джон вначале удивился столь позднему визиту, потом улыбнулся, пожал Дмитрию руку и пригласил его в дом.

В гостиной негромко играла музыка Брамса. Дмитрию нравился Брамс и он полюбил его глубже, когда услышал его музыку у Джонни. Тогда тот и рассказал ему одну историю про великого композитора. Еще давно два великих гения композиторы Шуман и Брамс были друзьями. И оба любили одну женщину, пианистку Клару Вик. Она виртуозно играла на фортепьяно, лучше их обоих. Шуман женился на Кларе, а Брамс тайно завидовал другу. Их соревнование отразилось позже и в их музыке. Шуман писал ее сложной, назло жене так, чтобы ей было трудно ее исполнить. Он даже придумал специальный аппарат, чтобы разработать свои пальцы, и играть не хуже жены, но сорвал себе руку. Брамс же писал ее, напротив легче и нежнее. Но вот парадокс, когда Шуман ушел из жизни, прошла и страсть Брамса к жене друга, их соперничество затихло. Вся музыка Брамса была как нескончаемый калейдоскоп мелодий в духе Моцарта, щедрого мелодиями гения.

Джонни пригласил Дмитрия присесть к горящему камину. Как приятно было ему смотреть на огонь и слушать треск дров под музыку.

– Извини, что пришел без предупреждения, – сказал Дмитрий. – Я увидел свет в твоих окнах, а у меня сегодня день рождения. Хотелось побыть одному, но долго я не выдержал. Мои уехали в Англию, у тебя горел свет, так что я решил навестить тебя, если ты, конечно, не против, – добавил он.

– Все отлично, я и сам заскучал тут один. Николь сегодня на ночном дежурстве. Давай выпьем за тебя! – ответил Джон и принес два стакана, лед и бутылку содовой. Дмитрий налил виски, они чокнулись и выпили. Джон молчал и смотрел на Дмитрия, ожидая. Есть такой прием у психотерапевтов, ждать, что у пациента выйдет наружу, что его больше всего беспокоит. Происходит это чаще как раз в такие затянувшиеся паузы, когда на поверхность и выходит наболевшая проблема, развивая которую можно докопаться до самой занозы в душе.

Итак, Джон ждал, а Дмитрий все не знал, с чего начать разговор. Наконец, после дежурных вопросов о погоде и здоровье близких, он посвятил Джона в хитросплетение своих умозаключений, о двойственной сути души.

– Ты же психолог, расскажи мне, почему мир так несправедлив, – начал он. – Мы все желаем многого и сразу. Лишь единицы терпят и довольствуются малым. И у многих ничего не получается, и они становятся неудачниками. Остальные же лезут на Олимп по головам остальных. Почему мы предаем семью, отношения и друзей ради карьеры, денег и славы. И в то же время есть книжные герои, которые жертвуют всем этим ради других. Они что – вымыслы? Скажу честно, я таких не встречал! – так начал он свою речь.

Джон выслушал его и повернулся к огню. Казалось, что слова Дмитрия отозвались эхом в его сознании, но он не торопился с ответом, подбирая правильные слова. Он допил свой виски и налил себе воды.

– Видишь ли Дмитрий, – сказал он после паузы. – Все дело в том, что ты ставишь во главу угла. Если ты хочешь быть полезен другим, то в этом и есть твой смысл. А если ты хочешь лелеять свое эго удовольствием и славой, то это совсем другое дело. В этом и заключается компенсация внутреннего конфликта, – он сделал глоток воды и продолжил, – мы с детства хотим удовольствий и власти, но родители и общество насаждают нам свою волю, которой приходится подчиняться. Это воля к добру, терпению и умеренности в желаниях. По-другому – совесть или суперэго. Так видел наш психический аппарат еще дедушка Фрейд. Именно суперэго и проявляется, когда нас заносит в сторону бессознательного эгоизма. Если совесть есть, то будет и чувство вины. Вины настоящей, не придуманной. За нее нам и тяжко, и стыдно. Но если стыд подавлен, если он так воспитан, то человек идет уже одной дорожкой, не замечая всех вокруг, кроме тех, кто ему выгоден, – Джон взял кочергу и поправил дрова в камине. – Это как сущность, – добавил он, – ты уже плохой или хороший в самом своем фундаменте. А дальше, за сущностью следуют уже твои потребности, желания, чувства и поведение. Часто хорошие с виду парни не замечают, что уже давно идут путем зла и наоборот. Главное разглядеть их суть. Все это касается конечно тех людей, кто осознает себя и идет к своей цели не случайно. Психические заболевания как у Гитлера мы тут не рассматриваем, – закончил он.