Пола Хейтон - То осень, то весна...

Оливия про себя согласилась с этим, хотя и не позволила своим мыслям возвратиться к нему. У нее было чем заняться и о чем подумать. К примеру, о Родни. Она и Родни были друзьями долгие годы, еще до того, как умер ее отец, ничего не оставив матери. Тогда им пришлось переехать из Дорсета в Лондон, к бабушке, в ее маленький домик на окраине Ислингтона.

Это случилось четыре года назад, и Оливии почти сразу же удалось подыскать себе работу, что позволило ей вносить свою лепту в скромный бюджет семьи. Жалованье было не слишком велико, но, не имея возможности получить дорогостоящее образование, Оливия была рада и такой работе. Разумеется, спустя пару месяцев она поняла, что тут у нее нет никаких перспектив, и испытывала страстное желание научиться чему-либо, что дало бы ей возможность применить свои способности. Но это было невозможно. Даже располагая заработанными Оливией деньгами, мать с трудом сводила концы с концами, и дочь не хотела добавлять лишние заботы.

Конечно, если бы бабушка проявила больше понимания, все могло быть по-другому, но миссис Фицгиббон, предложив им свое гостеприимство, сочла, что исполнила свой долг, и не видела причин отказываться от привычного стаканчика шерри, дорогого чая и еженедельного визита к парикмахеру, причем непременно на такси. Она отказалась от ежедневных услуг приходящей уборщицы, заявив, что ее дочь вполне в состоянии поддерживать дом в порядке, однако милостиво позволила этой женщине приходить раз в неделю, чтобы помочь с тяжелой домашней работой.

Ситуация была далеко не идеальной, и Оливия не видела выхода. Не менее призрачной была и перспектива ее свадьбы с Родни — подающим надежды молодым бизнесменом с фондовой биржи, который не уставал время от времени повторять, что, когда он обставит квартиру и купит себе новый автомобиль, они поженятся. Вот уже четыре года, подумала Оливия, жуя сандвич и запивая его бледным, чуть теплым чаем из фляжки, и все одно и то же. Всегда находится какая-нибудь причина для отсрочки. Да и как она может выйти за него и оставить мать? Та окончательно превратится в бабушкину прислугу.

Рабочий день подошел к концу. Оливия надела плащ, повязала косынкой свои великолепные волосы, закрыла дверь и отнесла ключ в комнату швейцара. Выйдя на улицу, она постояла немного, вдыхая прохладный вечерний воздух, и пошла к автобусной остановке.

Дорога в госпиталь и обратно была утомительной, автобусы в это время дня были переполнены. Оливия, стиснутая между полной матроной с сумкой, из которой выпирали острые углы каких-то предметов, и сопящим низеньким и тощим мужчиной, погрузилась в мечты о более приятной жизни.

Пора бы надеть что-нибудь новенькое, выходя на свидание с Родни. Неплохо бы получить от кого-нибудь наследство или отыскать клад в садике перед домом ее бабушки. А вдруг ее пригласят поужинать в один из лучших отелей, в «Савой» например, и она, одетая соответствующим образом, насладится изысканной пищей и будет всю ночь танцевать. С внезапным удивлением Оливия обнаружила, что в качестве партнера она представляет себе не Родни, а мужчину, спросившего, почему она поет на работе. Так не годится, решила она и нахмурилась так свирепо, что тощий мужчина отпрянул от нее.

Улица, на которой стоял дом ее бабушки, вполне подходила под старинное определение «приличная». Крохотные садики перед фасадами домов все на одно лицо: кусты лавра, полоска травы и две ступеньки у парадной двери, за которой находилась вторая, поменьше, ведущая в жилые помещения. Все окна занавешены, и, не считая формальных приветствий и прощаний, никто друг с другом не общался.

Оливия ненавидела это место. Весь первый год жизни здесь она строила планы, как бы покинуть его, но мать считала своим долгом остаться с бабушкой, если уж та предложила им кров, а Оливия считала для себя невозможным покинуть мать, хотя и подозревала, что и матери здесь не нравится.

Она вытащила ключ, отперла дверь, вошла в маленький холл, повесила верхнюю одежду на старомодную дубовую вешалку и прошла в гостиную. Мать встретила ее улыбкой.

— Здравствуй, дорогая. Много было работы?

Оливия поцеловала ее в щеку.

— Все замечательно, — приветливо сказала она и подошла поздороваться с бабушкой. Миссис Фицгиббон сидела, выпрямив спину, в кресле красного дерева времен Регентства с обитым кожей сиденьем и деревянными ручками. Кресло отнюдь не было удобным, но старая леди унаследовала его от своей матери, которой, в свою очередь, оно досталось от какой-то дальней родственницы, бывшей замужем за баронетом. Это обстоятельство, с точки зрения миссис Фицгиббон, придавало креслу весь необходимый комфорт. Она строго сказала: