Он сделал глубокий вдох и увидел, что Нино гуляет по саду с коляской, и эта картина вдруг отозвалась в душе тем, от чего даже дыхание перехватило. Отойдя от окна, Герман схватил первую попавшуюся толстовку, после чего направился в сад.
– Я к вам, – безапелляционно, будто с ним кто-то намеревался спорить, произнёс Ильинский, приноравливаясь к шагу Нино.
В саду уже царил полумрак, разбавленный неяркими отсветами от фонарей, установленных вдоль расчищенных от снега дорожек. В доме охраны ярко светились окна, в которых можно было разглядеть мельтешение бликов от работающего телевизора.
– А мы скоро домой, – откликнулась Нино. – Алине пора ужинать.
– Хорошо.
Он не знал, что ещё сказать. Только спрятал руки поглубже в карманы кофты. Снова вдалеке послышался грохот канонады от салюта, который запустил кто-то нетерпеливый. Интересно, а какие ощущения были у Нино от Нового года? Он покосился на идущую рядом девушку. О чём она мечтала, когда была маленькой? Какие подарки просила под ёлку? Сохранила ли до сих пор это предвкушение?
Неожиданно эти мысли разозлили. Она здесь потому, что работает няней его ребёнка. И точка.
– Ты ведь останешься на эту ночь? Не поедешь к родным? – задал Герман вопрос, слыша, как приглушённо звучит его голос.
– Останусь, конечно. А к родным съезжу, когда будет возможность. На пару часов.
– Окей. – Он остановился, и Нино, толкающая перед собой коляску, последовала его примеру. – Ладно, я пойду немного посплю. Если будут бабахать и Алина не сможет заснуть, посижу с ней до утра, – процедил он, и прежде, чем Нино отозвалась, развернулся и зашагал к дому.
Ему снилась Оля. Миллиарды воспоминаний, словно острые иглы, впились под кожу. Сейчас, когда подсознание подкидывало ему те картинки, которые он загонял как можно глубже, Герман снова горел в огне. Ощущения, жадная потребность повернуть время вспять, необходимость прикоснуться к Оле, чтобы обмануть себя и поверить в то, что она живая… всё это хороводом кружилось в голове.
Он вглядывался в своё изуродованное лицо, отражающееся в зеркале, а рядом с ним стояла Оля. Но видел он её только там, по ту сторону холодного и равнодушного стекла. Она улыбалась, склонив голову набок. Всё такая же, какой он её помнил – настоящая, близкая, родная…
– Ты теперь с другой? – шепнула Ольга, и Герман вздрогнул. Разве мог он вообще думать хоть о ком-то, когда рядом была она?
– Нет. Ты вернёшься?
– Я буду ждать тебя здесь.
Она протянула к нему руку, касаясь гладкой поверхности с той стороны, и Ильинский тоже приложил ладонь к зеркалу. Совершенно неожиданно оно пошло трещинами. Там, где его касалась ладонь Германа, разбежалась по сторонам тонкая сетка изломанных линий, после чего стекло разбилось на осколки. Какие-то из них осыпались на землю, какие-то впились в руку, причиняя острую знакомую боль.
– Оля! – хрипло выдавил он из себя, но она уже исчезла. – Оля!
Герман повернулся вокруг себя, всматриваясь в очертания окружающей обстановки. Ничего и никого. Только безмолвие и то самое чувство, которое глодало его изнутри долгих три года – безысходность.
Когда Ильинский сел на постели, не сразу понимая, где находится, его сердце колотилось с такой силой, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Ему хотелось обратно, туда, где была Ольга, хоть Герман и понимал, что это всё самообман.
Он понял, что его разбудило – приглушённый плач Алины. Такой жалобный, словно с ней что-то произошло, и сейчас она нуждалась в помощи. Откинув одеяло, Герман вскочил с кровати и помчался к дочери.
– Что с ней? – выдохнул он, едва распахнул дверь детской.
Нино, держащая мелкую на руках, укачивала её и расхаживала по кругу, пока Алина кричала.
– Не знаю… Она так уже полчаса. Может, животик?
Нино подняла на него взгляд, и у Ильинского ледяная дрожь по позвоночнику прошла. Потому что увидел страх. Такой, какой бывает у загнанных животных.
– Дай её сюда, – грубо рявкнул он, забирая у Нино дочь. Та, на удивление, вдруг стала затихать, пока не успокоилась и не начала икать.
– Что ты ей давала? – потребовал он ответа у няни.
– Ничего… только смесь. Больше ничего.
– Хорошо.
Он прижал к себе Алину крепче и, направившись к выходу из детской, обернулся на пороге.
– Через час жду в гостиной. Новый год всё же.
Прозвучало, мягко говоря, дерьмово. Да и чувствовал он себя в этот момент точно так же. Но праздник обязывал. Не будут же они, в самом-то деле сидеть по углам, пока остальные празднуют.
Читать дальше