Константин Рассомахин - Свинью подложили

– Я никогда не пила водку, – это были первые и единственные за весь вечер Катины слова.

Катина способность говорить была воспринята как чудо. Все повернулись к ней, а ее первобытнообщинный ухажер аж икнул от изумления:

– И я тоже не пила, – поддержала я Катин почин.

– А я – пила? – ухмыльнулся любитель выпить и закусить.

– Ты хуже, Витек, – прорычал питекантроп. – Ты туп, как серп и молот.

Через три анекдота нас с Катей уломали пропустить по «стопарику», к тому же Ленка оказалась своим игроком в чужой команде. Прижимаясь к индифферентному, мутному Сашке, она все подначивала нас:

– Ну, давайте, не бойтесь, залпом, давайте залпом.

Катя сдалась первой, а за ней следом и я шагнула в неведомое. Обе мы действительно пили впервые, у Кати даже первый глоток водки выскочил из горла обратно, и нас обеих развезло основательно. Не особо интересуясь тем, что испытывают мои подруги, я вдруг ощутила прилив сил. Лес куда-то поплыл, меня потянуло пойти прогуляться.

– Я – в лагерь, – сказала я и попрощалась с Виктором, у которого после моих слов глаза стали круглее, чем колеса. – Провожать меня не надо, дорогу я найду сама.

Ветвистый мрак сплошной стеной обступил меня со всех сторон. Горячая кровь бурлила во мне, словно в кипящем чане, и листва, в которую я постоянно утыкалась лицом, шипела на меня, как ошпаренная. Идти было тяжело и забавно одновременно. Земля встречала вышедшее из повиновения тело не в том месте, где ее ожидала встретить нога. От этого мое продвижение мне самой стало напоминать винегрет из танцев всех народов мира. Больше других в походке ощущалась лезгинка, ноги то выстреливали вверх, то беспомощно повисали в воздухе, руки отбрасывали налево-направо лезущие в глаза ветви, при этом туловищу не были чужды нанайские и папуасские мотивы. Неудивительно, что я поначалу приняла как должное чьи-то шаги за спиной – шаги партнера по винегрету, но уже в следующее мгновение я решила, что за мной увязался коммунистический неандерталец, испугалась и бросилась наутек. Неповторимая пляска выродилась в банальную беготню. Мой безобразный преследователь быстро догнал и схватил меня, уже летящую в какую-то яму. Этот зверь помог мне устоять на ногах, развернул меня к себе и неожиданно принял очертания штрейкбрехера. Витек – не Витек? Он – не он?

– А что ты, собственно говоря, бежишь? – урезонил он меня, переводя дыхание. – Пойдем вместе, а то одной, наверно, боязно.

Он. Слава богу, а то я уже распрощалась с жизнью.

– Чего бояться – лес как лес.

– А я? Со мной тебе не страшно?

Ветер с яростной силой ударил в кроны дубов и осин. Даже от пьяной, от меня не скрылся тонкий намек на толстые обстоятельства. От очевидности его намерений все внутри похолодело.

– Ну, ты же не оборотень.

– Не оборотень, а мотоциклы краду. Я вор.

О, как интересно! Значит, мы имеем дело с преступным элементом. Ну-ну… Пожалуй, моя радость по поводу замены неандертальца на чистокровного арийца была преждевременна. От первого хоть знаешь, чего ждать – сначала откусит голову, потом изнасилует, а этот все может сделать шиворот-навыворот.

Я вышла на дорогу, тянущуюся вдоль поля, огляделась кругом и поняла, что все это время шла и бежала не к лагерю, а от него. В безлюдном месте, где мы очутились, не наблюдалось никакого жилья.

– А куда нужно идти, – с трудом ворочала я языком, – чтоб попасть… куда-нибудь?

– Нужно идти по шоссе, – ответил Витек. – Пойдем со мной.

И правда, мы обогнули лесок, и вдали замерцали какие-то огоньки.

– Если пойдешь прямо – выйдешь к лагерю. А вот сюда, – Витек махнул рукой во тьму, – там у меня гараж. Если хочешь, пойдем музыку послушаем. Сейчас и Ленка подъедет с Саньком на мотоцикле. Посидим вчетвером, послушаем. А потом я тебя отвезу обратно.

Толстые обстоятельства стремительно набухали. Понятно, о какой музыке зашла речь. И понятно, что это предложение вступало в неразрешимое противоречие с моими идеалами, ибо мамиными увещеваниями и папиной ладонью в меня было накрепко вколошмачено, что порядочной девушке без любви нельзя ни шагу ступить, ни подпрыгнуть, ни приземлиться. Где вы, комсомол, красное знамя, товарищ Ленин, пионерский галстук, коммунистические субботники, общественно-полезный труд, сборы макулатуры, за которые я судорожно цеплялась, как утопающая за соломинку? Их уже смыло половодьем грязных анекдотов человекообразного татуированного аборигена, и ничего, кроме родительских наказов, в душе не оставалось. Но ведь мне ОЧЕНЬ хотелось послушать ЭТУ МУЗЫКУ. Ветер нещадно трепал приземистую чащу вместе с люцерновым полем, хлестал меня по щекам моими собственными волосами, и я понимала, что не могу сказать «нет» проснувшейся во мне революционерке, жадно ищущей крови, предательств и преступлений во имя блага пролетариев всех стран.