– Вот, докторская, – Азат извлёк из пакета полбатона колбасы по два-девяносто.
– Запасливый, – заржал Юрастый.
Мамед молча аккуратно положил на стол сверток. Я принюхался. Из недр пергаментной скрутки исходил божественный аромат.
– Бастюрьмя. Нашь мяса, вялёний. Отэц делаль.
«Жизнь налаживается, гурманы?», неизобретательно подъебнул Джинни. «А хули ты думал?!», гордо парировал я, а вслух спросил:
– Толь, пить будешь?
– Буду! – пискляво чирикнул Толян, возникая на пороге с уже известной мне эмалированной миской.
Только мы выпили по первой, как дверь отворилась, и чуть ли не строем зашли Бабочка, Лисёнок, Маша Сапожникова и Грязнова. Трое первых были с ломящимися от жратвы тарелками, а Вера Грязнова бережно несла Машунькину «соньку» и стопку кассет.
– У вас комната большая, а у нас-то совсем тесно, – сказала Лисёнок, расставляя еду по столу. – Лёш, пойдём к нам за вторым столом и стульями, а то всем места не хватит.
– Лёша, Лёша, не надо, я вместо тебя схожу! – спрыгнул со стула Толян. – Девушки, ваш номер какой?
Я сидел слева от пахнущей чем-то неземным Машуни.
– Ты знаешь, что у нас с тобой первым циклом – роддом? – её щека почти касалась моей.
– Не, Маш, не знаю. Мне никто ещё не говорил.
– Ну, считай, что я и сказала.
– Так это завтра с утра – прям туда?
– Нет, утром всем к главному врачу, на вводную.
– Вот-вот, Цэ-У и Е-Бэ-Цэ-У 12 12 Ценные Указания и Ещё Более Ценные Указания.
для дебилов, получите и распишитесь! – гоготнул Джинни.
Девчонки быстро поклевали, словно птички, и пошли к себе – «мальчики, поздно уже, мы устали, завтра рано вставать». Азат с Мамедом тоже ушли. Остались вчетвером – мы трое и Толян. Я с досадой смотрел на кучу жратвы на столе. Ведь не осилим же, а холодильника нет – испортится. Не дело это.
Толян понял меня без слов:
– Есть холодильник.
– Где?
– В буфетной на первом. Буфет закрыли на два месяца, пока каникулы, всё равно общага пустая. Но у меня ключ есть.
– Я смотрю, ты тут вообще – кум королю, – засмеялся Лёшка. Толян только смущённо улыбнулся.
Дверь открылась.
– Толян, я к тебе, а тебя нет. Слышу, твой голос отсюда. Здравствуйте всем!
На пороге стоял статный чернявый молодой парень, в вэдэвэшном тельнике, почему-то со стариковской палкой в левой руке.
– Да-да, Артур, да, я сейчас, добрый вечер!.. – Толя стал суетливо выбираться из дальнего угла, где он сидел, зажатый между тумбочкой и столом.
– Заходи, садись, в ногах правды нет! – обратился к незнакомцу Лёшка. – Я Алексей. Вот Миха, это Юра, – и, не дожидаясь ответа, наплеснул армянского в чистый стакан, поставив его на стол перед пустым стулом.
Артур сделал шаг. Раздался странный звук, такой, какой бывает от модных офицерских сапог «со скрипом». Сделал, едва помогая себе палкой, второй – звук повторился. На Артуре не было сапог – только видавшие виды кроссовки; они уж точно звучать не могли. Перехватил мой недоуменный взгляд:
– В ногах правды нет. Потому я вправду – здесь, а нога там осталась…
– Он автомеханик от бога, – шептал мне на ухо Толик, – любую машину с закрытыми глазами разберёт-соберёт.
– А чего у тебя с ним?
– Сестру на фортепиано учу, но сейчас не учу, сейчас каникулы. А так я у него денег занимал, так вот, отдал.
– А с ногой что?
– Оторвало.
– Где?
– В Афганистане.
Почему-то стали пить быстро, особо без разговоров, зачастили.
– Это всё? – спросил Артур, глядя, как Юрка миллиметражно разливает по стаканам остатки портвейна.
– Ага, – сказал я.
– Нет, не всё, – твёрдо отчеканил Артур. – Пошли.
Не дожидаясь нас, встал, открыл дверь, тяжёлой поступью заскрипел по коридору к лестнице. Мы двинулись следом. На улице толком ещё не стемнело, было около полуночи, может, половина первого. Артур направился к небрежно брошенному чуть ли не посреди улицы ижевскому четыреста двенадцатому «москвичу», слегка покачнувшись, вонзил ключ в водительскую дверь. Грузно упал на сидение, открыл все замки:
– Садитесь! Толян, ты самый мелкий – тебе или сзади посерёдке, или в багажник.
– А как зажопят? – шепнул я усевшемуся чуть ли не у меня на коленях Толику.
– Так его дядька – начальник милиции. Менты этот «москвичок» десятой дорогой объезжают.
Артур завёл двигатель, тот совсем не по-москвичёвски, как-то утробно, с бульканьем, зарычал.
– Прямоток, – изрек он неведомое мне слово, – сам варил.
Машина, взвизгнув покрышками по асфальту, тронулась и, резво набирая скорость, понеслась по пустым тёмным улицам, виляя жопой, жгя резину и не обращая никакого внимания на редкие красные огни светофоров. Скоро выехали за город, помчались по прямому шоссе. В тусклом свете фар налетали какие-то белёсые тени, бились и размазывались о лобовое, отлетали по сторонам.
Читать дальше