Алина Политова - Изумруд (СИ)

Нет, это не могла быть я! Это были не мои глаза — слишком блестящие и откровенные. Это были не мои волосы — да, такие же как у меня короткие черные пряди, но другие, живые и дикие. И это тело — такое гибкое и грациозное, прикрытое лишь парой лоскутков на бедрах — оно принадлежало, должно быть, богине — той, что в древности с колчаном стрел бегала по лесам. И ноги тоже были не мои! Сильные, в то же время удивительно изящные — таких ног не могло быть у ленивой городской бездельницы, привыкшей особо не пользоваться конечностями для передвижения.

— Это не Света, — как-то вырвалось у меня само собой.

— Это Клер, — ответила Рене, — а Света была закомплексованной дурочкой.

— Откуда ты знаешь?

— Да на тебе это было написано. Еще немного над тобой поработать и ты станешь нормальным человеком.

— Как скажете, доктор, — я заставила-таки себя отвернуться от зеркала и с удивлением заметила, что мое стеснение и напряженность куда-то уплывают. Как хорошо чувствовать себя красивой!

— Интересно, если ты в отличие от меня не закомплексованная дурочка, то почему ходишь в такой непотребной одежде? Натяни тоже что-нибудь вызывающее раз у тебя нет комплексов. Или есть?

— Скажи об этом Полю, — криво ухмыльнулась Рене и тут же вскочила с кровати, будто давая понять, что тема закрыта. — Пошли лучше я покажу тебе парк и с народом познакомлю. Только… возьми копье.

— Что?

— Вон, в углу стоит.

Действительно, возле двери стояло что-то вроде копья с заглушкой на наконечнике. Я отшатнулась.

— Ты чего, хочешь чтобы я с палкой этой ходила. Это обязательно?

Рене в ответ как-то уж очень сочувствующе вздохнула и повторила:

— Возьми, Клер.

Когда я тоскливо прилаживала в руке палку, то думала, что дело в имидже, которому нужно соответствовать и никуда от этих правил не денешься. Раз уж я дикарка, то надо таскать с собой копье. Но оказалось, что Рене имела в виду совсем другое. Она говорила о Дионисе — страшном гигантских размеров мраморном доге, который жил в парке и, как мне вскоре довелось убедиться, использовался далеко не для охранных целей. Дион влюбился в меня с первого взгляда и стал моим личным кошмаром на все время моей изумрудной жизни. Большую часть времени он пропадал где-то по своим собачьим делам, но стоило ему учуять меня, он сразу набрасывался, валил на землю и начинал делать эти отвратительные собачьи движения, при чем с таким знанием дела, что я очень быстро уверилась, что с самками человеческого рода он давно на короткой ноге. Когда Рене была рядом, она сразу приходила мне на помощь и мощным ударом ноги давала понять псине, что та не права, а вот без нее мне приходилось совсем туго. Мужчин Дионис не любил, и тот кто пытался его с меня стащить тут же становился в его глазах соперником со всеми вытекающими последствиями. Поэтому очень скоро местные джентльмены особо не рыпались и лишь посмеивались в сторонке, наблюдая за моей борьбой с этим чудовищем. К счастью, Дион позволял мне любые вольности. Я могла тыкать его копьем, давать пинком по морде, а однажды, когда он достал меня окончательно, я даже зарядила ему прямо по его болтающейся красной сосиске, которой он елозил по моему животу. Это надолго остудило его, но, к сожалению, не навсегда. Поэтому каждый раз когда я слышала как кто-то произносит слово Дион, мое тело непроизвольно принимало боевую стойку, а рука судорожно сжимала копье. Рене была права, копье мне очень пригодилось, и очень скоро я привыкла носить его повсюду как дамскую сумочку.

Как я уже говорила, гости в Изумруде жили где попало. Днем ни у кого не было желания торчать в своих домиках, а ночью каждый засыпал там, где упал. Разумеется, не один. Летние ночи были теплыми и какими-то опьяняюще-томными. Наверное я осталась единственной идиоткой во всем Изумруде которая по ночам валялась в домике и корчила из себя девственницу-недотрогу. Через пару дней после моего прибытия у меня появилась соседка Анжелика. Очень милая брюнеточка с ногами от ушей. Даже не знаю что заставило Поля выбрать ей костюм какого-то средневековья и спрятать эти потрясные ножки под длинным платьем. Так вот даже эта Анжелика глядя на мои ежевечерние возвращения в домик крутила пальцем у виска. Сама-то она ни одной ночи не ночевала! Забегала только иногда чтобы сменить одежду или покопаться в своих вещах и тут же весело исчезала. На самом деле моя ночная целомудренность была связана вовсе не с желанием укрыться от всех. Просто в голову мне пришла безумная идейка о том, что Максим может быть где-то здесь, в Изумруде и, чтобы его найти мне нужно побродить по окрестностям ночью, когда все будут спать, и мое любопытство не вызовет подозрений. Как же наивна я была! Почему-то мне и в голову не пришло, что ночью в Изумруде жизнь должна бить ключом! Смех, стоны и крики раздавались у меня под окнами до самого утра и только с восходом солнца на некоторое время становилось тихо. Не скажу что так уж сильно меня коробило покувыркаться с кем-нибудь под покровом ночи, но почему-то без Рене я чувствовала себя не совсем уверенно среди всех этих красивых людей, а Рене после наступления темноты всегда уходила к Полю, и я очень скоро поняла, что это правило, переступить которое она не может. Днем большую часть времени мы были вместе — меня это устраивало, потому что я чувствовала, что рядом с ней я защищена от любых неожиданностей. Близость к Полю делала Рене фигурой авторитетной, поэтому я цеплялась за нее изо всех сил. Но в то же время Рене и мешала. Местные плейбои во всю подкатывали ко мне, но присутствие девочки делало меня напряженной, так что максимум, который я могла позволить кавалерам — это немного поласкать мне спинку когда мы с Рене валялись на траве. И это при всем при том, что половая жизнь в Изумруде била через край. Я довольно скоро привыкла к виду переплетенных тел и всем этим звукам секса, которые доносились до меня из самых неожиданных мест. Меня это больше не смущало, тем более что я поняла, что никто меня не тронет до тех пор пока я сама этого не захочу. Очень часто Рене впихивала мне в руки альбом и карандаш, заставляя рисовать то, что происходило перед моими глазами. В первые дни мне требовалась пара бутылок пива чтобы расслабиться и взяться за карандаш, но вскоре все пошло как по маслу. Мы с Рени садились на траве с альбомом, несколько гостей тут же вызывались попозировать в движении, и начинался для меня жгучий кошмар. Я никогда в жизни не делала таких блестящих набросков, но под конец у меня почему-то начинали дрожать руки и мне стоило нечеловеческих усилий продолжать невозмутимо водить карандашом по бумаге, чтобы не дать повод повеселиться Рене. Паршивка прекрасно знала что я испытываю, и ее это радовало бесконечно. Во всяком случае, ехидная ухмылочка ни на минуту не сходила с ее лица. Но надо отдать ей должное, она никогда не пыталась воспользоваться моим расслабленным состоянием и попробовать меня облапать по своей лесбиянской привычке. А привычка эта у нее была. И если по началу я воспринимала все ее слова как обычный треп, то вскоре она дала убедиться мне в обратном. Как-то утром, когда все еще спали после очередной бурной ночи, я выползла из домика чтобы сходить в Большой Дом за пивом, и совершенно неожиданно увидела Рени возле барной стойки у бассейна. Она была не одна. Вначале я не поняла что происходит. Даже не знаю почему мой мозг не хотел воспринимать открывшуюся мне картину, ведь внутренне я была готова уже ко всему. Тем более что Рене и Барби не были голыми и не делали ничего особенного. Рене стояла, опираясь на барную стойку, а Барби спиной прижималась к Рене. Из розовенького Барбиного платья нагло торчали ее немаленькие груди, которые сжимала моя подруга. Черные блестящие волосы моей девчонки и белые кудряшки противной красотки смешались как кофе со сливками. Рени в каком-то бешеном опьянении целовалась с вывернувшей ей навстречу голову белокурой куклой.