Виктория Падалица - Жена арестанта

Первое, что пришло мне в голову, когда я набрела на сайт таких вот кучкующихся поклонниц: «Куда смотрят их родители???» Ни для кого не секрет, что у подобных преступных личностей, как бы не парадоксально это не звучало, очень много поклонниц. Да, по глупости можно влюбиться в кого угодно. Но я и подумать не могла, что некоторые сегменты нашего общества вовсе не осуждают преступников. Нет, ничуть. Они, наоборот, восхваляют их деяния, да еще и выдвигают лозунги вроде: «Вы узники, но ваше дело, пока вы находитесь не на воле, не стоит на месте». Иными словами, вас, уродов-душегубов, посадили, но последователи, то есть те, кто убивает, насилует и истязает несчастных, будут всегда. Можете, мол, не волноваться, этот мир все равно потонет в крови…

Не понимаю я этой странной любви, этой привязанности к тем, кого следовало бы отдать на линчевание родственникам и близким убитых, а также превозношения зверства в разряд чего-то героического. Была б моя воля или имела я бы право выбирать, на что хочу, чтобы шли мои деньги, которыми я плачу налог, я бы написала отказ, чтобы за мой счет содержали тех, кто сидит на пожизненном за извращения, педофилию и убийства, совершенные с особой жестокостью. Не заслужили эти звери и копейки, нажитой честным трудом нами, мирными гражданами. Преступники ничего не сделали для того, чтобы их содержали, а нам, гражданским, эти деньги не достаются просто так. Стараясь, батрача днями и ночами без выходных и перерывов, мы отдаем честно заработанные деньги, чтобы всякие там каннибалы и педофилы, которые изувечили не только жертв, но и тех потерпевших, чьими родственниками или детками приходились жертвы, не умерли с голоду и не покинули этот мир раньше времени. Странно все это.

Не понимаю я влюбленных в зеков дурочек, которые ведутся на один и тот же шаблон знакомства. Не понимаю тех, кто намеренно ищет себе мужа именно на зонах, хоть и сама теперь мало чем отличаюсь от таких женщин. Мерзко даже представлять, как пахнет заключенный и его форма, но подозреваю, что не очень приятно, раз им и искупаться особо некогда. Очень мало времени дается на приведение себя в порядок, главное – успеть побриться. Брезгую даже к тюрьме подходить близко, не то, чтобы в камеру заходить и разговаривать с заключенным, но все равно не отступаю.

Дура я. Знаю. Но поезд тронулся. Назад уже не повернет.

Надеявшись провести отведенное время в пути с пользой и просмотреть всевозможные варианты заселиться на целых две недели в каком-нибудь районе поблизости от колонии, чтобы найти комнату или дешевый флигелек, поскольку отели для меня – слишком дорогое удовольствие, я снова села в лужу. На практике оказалось, что в поезде не ловит моя сеть, нет вай-фая, да и с розетками беда случилась. Они вроде бы и есть, но не фурычат почему-то. Так что в телефон без надобности лезть не стоит как минимум до Москвы, ведь если батарея сядет, зарядить ее получится только там.

Чем еще себя занять? Телепать свои телеса в поезде несколько дней подряд и при этом не взяв с собой даже кроссворда – тоска зеленая. Делать тут нечего, кроме как спать да глазеть в окно.

Но с моими соседями спать уж точно не получится.

И это напрягает еще больше того, через что предстоит пройти, когда я прилягу голая на койку в колонии.

Взгляд мой, еще более нахмуренный от негативных мыслей, упал на любимую сумочку, стоявшую рядом, а руки самопроизвольно открыли ее и достали оттуда кое-что ценное. Хорошо, что я прихватила с собой стопку писем от Дмитрия. Будет что почитать до длительной стоянки, а там я выйду и куплю пару журналов, чтобы не умереть со скуки до следующей длительной стоянки.

В пакете с письмами лежала фотография Дмитрия, и я, не раздумывая, вытащила ее и принялась за крайне тяжкое занятие: изучать отталкивающую внешность Дмитрия в очередной раз в надежде отыскать в его образе хоть что-то, что вызовет симпатию и желание, чтобы он, пыхтя, сигал-прыгал на мне несколько раз для закрепления результата, и я была тому рада.

Сильно впалые щеки его, неестественная бледность лица, которое вот уже несколько лет, как не подставлялось под солнечные лучи ввиду изоляции Дмитрия в местах, где очень мало солнца; вытаращенные глаза его, серо-голубые, злобные, звериные, с явной хищнической безуминкой и жаждой охоты, желанием найти жертву, но испуганные, выдающие, что их обладатель – зверь, заточенный в клетке; тонкие, плотно сомкнутые губы, темная форма заключенного… За полгода активного самотренинга, образ Дмитрия стал для меня чуть более приятен, чем было поначалу, но все равно вызывал страх.