Валерий Столыпин - На крыльях миражей

С некоторых пор между супругами ничего, абсолютно ничего не происходило. Жили в одной квартире, вели общее хозяйство и единый бюджет, холили детишек, даже спали в одной постели, потому что другой попросту не было, но обособленно, на расстоянии более метра друг от друга. Встречались и расставались лишь взглядами. Оба всерьёз подумывали о разводе, но решиться на радикальные перемены не могли – увязли основательно в непреодолимой трясине обстоятельств.

Удивительно было то, что причины добровольной душевной и физической изоляции супругов, жёсткого взаимного отчуждения, если они и были условно в какое-то неблагоприятное мгновение в прошлом, стёрлись из памяти. Неприязнь и необъяснимое предубеждение выросли из ничего, словно на супругов во сне напустили магическое затмение, одержимость непонятно чем.

Игорь часто задумывался, откуда чего выросло. Результатом бесплодных рассуждений была лишь навязчивая строчка из исковерканной известной песни, – когда в меня вселился этот бес? И до, ре, ми, фа, соль, ля, си, и фа диез. Воспаления и инфекционного заражения не было, а симптомы и сама патология налицо: полное отсутствие доверия, симпатии, влечения, нежности – всего, чем питается любовь. Общение почти год не приносило радостных эмоций. Случайные прикосновения нельзя стало назвать приятными.

Сплочённая кампания, точнее её неизменный дружный актив встречался пару раз в месяц без малого двадцать лет. Все, кроме Егора Седова, до сих пор откликающегося на прозвище Горыныч, убеждённого холостяка, каждый раз приводившего на благородное собрание разных, но неизменно аппетитных и ухоженных барышень, были людьми степенными, семейными, потому приходили с супругами, которые давно уже стали частью этого коллектива.

На этот раз спутницей Горыныча была Даша, удивительно обаятельная и общительная женщина с грустными зелёными глазами, которая понравилась сразу всем мужчинам. Девушка с благодарностью принимала комплименты, никому не отказывала в желании потанцевать, легко поддерживала любую тему разговора, но на близкий контакт не шла.

Егор по привычке нагло оглаживал и зажимал всех дам подряд, в том числе и Дашу, не обращая внимания на её озабоченную задумчивость и болезненную реакцию на нескромные прикосновения на глазах у всех.

– Вы единственный мужчина на этом карнавале, которого не возбудило в неприемлемом контексте моё присутствие, – из-за спины обратилась к Игорю, вышедшему покурить на лоджию, Даша. Угостите даму сигареткой.

– Курите. Чуть не сказал на здоровье. У вас руки дрожат. Ошибаетесь, я тоже впечатлён вашим обаянием. Арсенал притяжения у вас редкостный. Сложно оставаться равнодушным в вашем присутствии.

– Чувственные глаза, упругая грудь, стройные ножки. Неужели я в вас ошиблась? Мне почудилось, что вы не такой как все.

– Людям свойственно ошибаться. Я, например, был уверен, что любовь – это навсегда. Что-то подсказывает, вам надо выговориться, а я единственный, кто по неведомой причине заслужил доверие. Прониклись симпатией к моей меланхолии? Зачем, скажите, пришли сюда, ведь Горынычу нет дела до ваших переживаний. Не пара он вам.

– А вы, вы могли бы меня полюбить? Простите, вырвалось. Неужели так заметно, что мы друг другу чужие, хотя встречаемся часто. Понятно, что не для того, чтобы стихи декламировать. Странное состояние. Вроде потери сознания в условиях невесомости. Наверно я придумала Егора. Возраст такой. Пора прибиваться к берегу. От качки уже тошнит. Три года назад было всё равно. В двадцать девять ты всё ещё как бы девочка. После цифры тридцать начинается паника, давка. Мужиков полно, но всех стоящих давно разобрали. Кризис среднего возраста. Жизнь становится пресной, скучной, мысли невыносимо печальными.

– Иллюзия. Возраст не причём. Мы сами себя закапываем заживо. Причина тому – бездействие и завышенные ожидания. Я старше вас. Давно и по любви женат, но проблема гнетёт та же – полное банкротство отношений, отсутствие перспектив. Чувств нет, эмоции выцвели, новые цели перед собой ставить поздно. А вы, близость с вами меня волнуете значительно сильнее, чем жена. Её женственность для меня с некоторых пор не существует.

– Странно. Вероника прехорошенькая. Не боитесь, что Горыныч её уведёт? У него это здорово получается. Вон как старается. Что-то я замёрзла. Обнимите меня что ли, согрейте, если не хотите принять участие в траурной церемонии на моих похоронах. Весна, всё в цвету, а как холодно!