Наконец показался по прикидкам Роберта замок. Отец и сын въехали в ворота, затем во двор. Для красавца-автомобиля было свое место на входе, которое он делил со своим братом. Роберт впервые видел две машины у одного человека за раз. Как и дом, которому из-за своих размеров было не в тягость содержать в себе одного-единственного человека.
Роберт был убежден, что папа живет один. Он знал воспитательниц, но в жизни не видел прислугу.
– Отстегивайся и выходи, – Вискерсон отцепил ремень безопасности; то же сделал Роберт.
– Папа, – двое направлялись к замку, – вы сам все делаете, или у вас есть воспитательницы?
– Ох, дорогой мой, – папа разошелся громовым смехом, – у меня были рабочие, но я, – он достал из кармана сигару и поджег ее, – я от них почти всех избавился. Знаешь, почему?
– Почему же? – Роберт слегка закашлялся от дыма.
– Ну, а кто такие умелые руки? – Вискерсон потрепал волосы сына.
– Я вас не понимаю, папа.
– Заходи внутрь, я тебе все расскажу.
Как только Роберт ступил на порог дома, его челюсть была готова отделиться от черепа и упасть на зеркальную плитку. Стены не смели давить, будучи по размеру как раз какому-нибудь пятиметровому бугаю. Начищенный книжный шкаф строго смотрел на своих должников, не ставящих книги назад вовремя. Благородная софа скрипела своей кожей даже без сидящих на ней. Картину завершала люстра из тысячи золотистых деталей с сотней лампочек.
– Это все ваше, папа?
– Мое, мое. – Папа подошел к Роберту и положил руку ему на плечо. – А теперь я расскажу тебе, чего я от тебя хочу, – Вискерсон указал на соседнюю комнату и стол.
Генерал сидел по одну сторону стола, Роберт смотрел на него по другую.
– Ну что ж. Вот тебе первое задание – налей мне воды.
Роберт отошел на кухню, дотянулся до полки со стаканами, подошел к крану и выполнил свой первый долг. Вискерсон молча отхлебнул и продолжил.
– Садись, – Роберт подчинился. – Ты не знаешь, для чего ты мне нужен. Так вот, я скажу тебе. Я в отставке. У меня возникли проблемы с таким важным органом, как сердце. Тебе по документам уже целых семнадцать лет. И через год ты совершишь величайшее дело из всех, которое когда-либо совершал человек. Прежде всего я сообщу тебе твое новое имя. Как тебя зовут?
– Роберт, папа.
– Забудь, что тебя когда-то звали Роберт, мой дорогой. Теперь ты будешь носить имя, которое отобразит твое предназначение. Отныне тебя зовут Сердце.
– Сердце?
– Да. Сердце Вискерсон. Пусть твое имя напомнит тебе в трудную минуту, какова твоя судьба. Буду выражаться прямо: через год ты отдашь свое сердце мне. И я сделаю все, – Вискерсон встал и поднял Сердце за подбородок, – чтобы ты испытывал наименьший дискомфорт, выполняя свою судьбу. Ты все понял?
Подросток кивнул.
– Я же не с немым общаюсь. Говори словами, – генерал прищурился.
– Я все понял, папа.
– Скажи мне, – Вискерсон положил руку Сердцу на плечо, – что ты любишь больше всего? Чем заниматься?
– Папа, в приюте у меня было одно занятие.
– Ты договаривай, – генерал слегка потряс сына.
– Я читал, – Сердце посмотрел на свои колени.
– Когда с людьми общаются, смотрят не в пол, не на стол, не в окно, а людям в глаза. Ты это понимаешь? – Подросток поднял взгляд прямо в зеркальную гладь отца. – Вот так. Можешь брать любые книги со средней полки. Ни полкой выше, ни ниже. Это ясно?
– Ясно, папа, – Сердце слегка захрипел.
– Говори всегда полным голосом. Я не потерплю, чтобы мой сын вырос нюней. Теперь бери книгу, которая на тебя посмотрит, и иди читать. Пока не прочтешь – не отстану. И, кстати, пора тебя кое с кем познакомить. Линда, – Вискерсон топнул по плиткам пола. Откуда-то взялась и вышла пожилая дама.
– Здравствуйте, – Сердце помахал даме. Та помахала, но ничего не сказала.
– Линда глухомань с недавних пор, – Вискерсон похохотал. Морщинистое личико Линды стало еще морщинистей.
Следующий день за страницами прошел продуктивно, когда не надо было заниматься по дому, учась мастерству у Линды. Время от времени она напоминала о своем недуге, наугад говоря Сердцу, "можешь мне ничего не рассказывать, я все равно глухая."
Полы приходилось тереть до ослепительного сияния тысячи солнц. Одежда должна была оказаться гладкой как песок элитного пляжа, иначе гладь заново. Мыть посуду оказалось на удивление весело – пузырьки из бутылки с моющим средством юрко летали, пока громовой голос не напоминал о предназначении моющей жидкости.
Читать дальше