Ирма Гринёва - Ты ворвалась в мою жизнь непрошено… Всё, возможно, будет не так, уж, и плохо!

Потом собрала волю в кулак, доехала до общежития, куда ей помог устроиться папин знакомый, бывавший в Москве, бросила вещи, купила жетончики на метро и целый день по нему каталась. Вышла всего один раз на Тверской, чтобы сходить в туалет и покушать в Макдональдсе (это тоже подсказал папин знакомый). На улице было пасмурно и слякотно, но и этого Олеся не заметила, потому что сразу натолкнулась взглядом на празднично украшенную огромную ёлку, сверкающую разноцветными огоньками гирлянд, рядом с легко узнаваемым Пушкиным. А вокруг ёлки, и на Тверском бульваре, напротив памятника поэту, и в стороны от него по Тверской улице, как сейчас называлась бывшая улица Горького (с вкусными глазированными сырками, помните?), перемигивались огоньками сказочные деревья, фонарные столбы вдоль улицы напоминали почётную стражу в красочных ливреях. Куда ни посмотри, всё сверкало, мигало, радовало взгляд и создавало праздничную атмосферу. Оренбург тоже, конечно, был украшен к Новому году, но Москва – это было что-то запредельное!

Так что в свой второй день в столице Олеся осторожно, чтобы не заблудиться, гуляла по улицам, краем глаза не упуская из виду горящую ярким красным цветом букву «М» метрополитена. Начала от Красной площади, выполнив первый пункт своей обязательной программы. Потом осмелела, начала заходить в боковые улицы, научившись вычленять из фланирующих людей москвичей, чтобы было у кого спросить дорогу. Спрашивала, в основном, у старушек, те останавливались и охотно объясняли, в отличие от людей помладше, которые или махали рукой на ходу, или ссылались на незнание, опять же, всё это даже не притормозив.

По Арбату она, конечно, тоже погуляла, не только по старому, историческому, но и по Новому. Не удержалась, зарулила в Дом книги и обалдела от обилия богатств на полках. А ведь она ещё помнила время, когда за книжку надо было сдать двадцать килограмм макулатуры, и не просто так, а ещё отстояв приличную очередь.

В Оружейную палату и Алмазный фонд не попала – билетов на все выходные уже не было. Удовлетворилась, просто погуляв по Соборной площади Кремля и поглазев на знакомые с детства по картинкам Царь-пушку и Царь-колокол. А вот в Третьяковской галерее ей повезло! Она не только попала внутрь, отстояв три часа в длиннющем хвосте очереди, но и на проходившую там выставку Казимира Малевича 3. Его картины больше произвели на неё впечатление своими броскими красками, чем затронули душу. А об остальном они молчали. И заговорили с ней, только когда она попала на лекцию о творчестве художника в целом и о его работах с выставки в частности, заслуженного деятеля искусств России, Почетного академика Российской академии художеств Александра Алексеевича Бахрушина.

К.Малевич

«Одеколон «Северный»

Олеся слушала его, раскрыв рот. Картины Малевича, благодаря увлечённости этого импозантного, убелённого благородными сединами человека, раскрывались перед ней, обнажали душу художника, звенящий тонкий нерв его души. Олеся была в числе тех пятерых, кто остался в зале лектория до самого последнего вопроса. Она, конечно, вопросов не задавала. Чтобы спрашивать о чём-то, надо это «что-то» знать хоть немного. Но она так внимательно слушала, что в конце вечера Александр Алексеевич смотрел, отвечая, только на неё. И, когда предложил всем оставшимся встретиться завтра днём и погулять с ним по Москве художественной (совершенно бесплатно, между прочим), ей показалось, что приглашение прозвучало персонально для неё.

Так, в принципе, и получилось. На встречу с профессором она пришла одна. Оба от этого ничуть не расстроились, только вначале Олесе было немного неловко. А потом она обо всём забыла.

На мартовские выходные они снова встретились в Москве, а на майские праздники расписались. Спасибо родному государству за такое количество выходных и праздничных дней!

Летом Олеся перебралась к мужу в Москву и с энтузиазмом начала её изучение. А в остальное время занималась домашним хозяйством и Сашей, поскольку муж убедил Олесю работу не искать. Дети Александра Алексеевича отнеслись поначалу к молодой жене отца (они с новоявленной мачехой были почти ровесниками), да ещё и провинциалке, настороженно. Но потом, когда познакомились поближе, и увидели, как он расцвёл, какой порядок и уют царит в его ещё недавно явно холостяцкой берлоге, успокоились. Слава богу, жили каждый своей семьёй отдельно, поэтому напряга не возникало.