Мария Кокорева - Коллекционер (СИ)

Моя… - прорычал, поглаживая напряженные соски, скользя руками вниз к плоскому животу. Я действительно была его - с припухшими губами и растрепанными волосами, податливая и готовая на все, будто марионетка в опытных руках кукловода.

Когда я увижу портрет?

Скоро.

Скажи мне, хоть в каком стиле ты рисуешь? – простонала, когда умелые пальцы коснулись моей возбужденной плоти, и, откинув голову на плечо Данилы, наблюдала в зеркало за этим эротическим действом. Скромность? Стыд? Я уже давно позабыла эти слова, научившись всецело отдаваться похоти. Осторожно поглаживая влажные складки, заставляя меня кусать губы от удовольствия, он ответил:

Прерафаэлитизм, ты будешь моей Леди Годивой, - я вскрикнула, когда его пальцы, нежно лаская, легли на мой клитор. Встретившись взглядом с Данилиным отражением, я только сейчас заметила, как потемнели его глаза, став практически черными. В полутьме комнаты я напряженно вглядывалась в мужское лицо, по которому пробегали неясные тени. Заметив это, Данила резко повернул меня к себе лицом, закрывая рот поцелуем, но я отстранилась, испуганная тем, что только что увидела.

Кто ты?

А ты как думаешь?

Дьявол?

О нет, куколка, я всего лишь барон.

Барон? Но твои глаза… в зеркале… причем тут титул?

Барон Самеди. Всего лишь скромный помощник ее Величества Смерти.

То, с каким спокойствием он это говорил, убедило меня в абсолютной серьезности мужчины (если его вообще возможно было назвать таковым). В глубине души я давно подозревала, что простой смертный не может быть столь неутомим и вынослив. Пусть я и не решалась озвучить свои мысли, понимая, насколько они нелепы, но за последние несколько месяцев частенько возвращалась к ним.

Самеди? Но это же что-то из религии Вуду, ты-то какое имеешь к этому всему отношение?

Вспомни, где путешествовал этот болван. Гаити. Я думал, ты умнее, куколка.

Этот болван? Так ты… ты… Нет, ты, видимо, смеешься надо мной! - я попыталась вырваться из сковывающих объятий, но не тут то было. Лицо Данилы вновь потемнело, а глаза стали черными, будто угли.

Ты правильно поняла. Сопляк захотел всемирной славы и признания в обмен на свою душу, естественно. Кто ж знал, что он умрет от тропической лихорадки, через две недели? И тогда я решил развлечься, - я до конца не могла поверить в правдивость слов, но изменения в лице Данилы, которым позавидовали бы любые спецэффекты из фильмов ужаса, убеждали меня, что это правда. Хорошо, что я редко поддаюсь эмоциям, пытаясь найти логическое объяснение всему происходящему, но даже мои нервы не выдержали. Меня начало знобить, я медленно выдохнула, стараясь не поддаваться панике.

И… А что же теперь будет со мной? Ты убьешь меня?

С чего ты взяла? Зачем мне убивать столь желанную смертную? Я дорисую твой портрет, и ты навечно останешься в моей коллекции… Вернее, твоя душа, - хладнокровие, с которым были сказаны последние слова, повергли меня в шок.

Зачем тебе моя душа? Зачем убивать меня?

Да что ты заладила про убийство! – раздраженно бросил мужчина, окидывая меня ледяным взглядом. - Я предлагаю тебе вечную жизнь. Я запечатлел твой лик на холсте, а когда закончу, ты будешь навечно принадлежать мне. Только подумай: вечно молодая, неподвластная времени и смерти. Я сохраню тебя, ты станешь жемчужиной моей коллекции.

Так все остальные картины… Это женщины, живые женщины, которые заперты там?

Я всегда знал, что ты умная девочка.

А… а что будет, если я откажусь?

Хм, дай-ка подумать… Что случается со смертной, которая рискнула разделить ложе с демоном? – Данила, если я теперь вообще могла его так называть, притворно закатил глаза, будто, и правда, задумался, - Ты умрешь. Медленно и мучительно. Сойдешь с ума, продолжая желать меня, понимая, что ни один мужчина не сможет дать тебе того, что даю я.

Проклятие, он был прав! Я понимала это даже сейчас - одна мысль о разлуке с любовником отдавалась болью во всем теле. Данила тем временем сжал мое лицо в своих ладонях и прошептал:

Но я не позволю этому случиться. Жаль, если такая изысканная красота пропадет. Я сохраню тебя для себя, навечно.

Мое сердце забилось чаще, и хоть я понимала, что эти слова вряд ли походили на признание в любви, собственнические нотки, прозвучавшие в его голосе, давали мне надежду.

Считайте меня слабохарактерной влюбленной дурочкой, но я уже не могла представить себя без этого мужчины. Он был словно одержимость, наваждение, я не могла думать ни о чем другом, лишь он занимал все мои мысли. Пусть он будет хоть самим Дьяволом, я останусь с ним и сделаю все, чтобы находиться рядом как можно дольше. Прижимаюсь к его губам, поцелуем показывая свою покорность. Данила подхватывает меня на руки и медленно опускает на кровать, раздвигает ноги, накрывая мое тело своим, заставляя забыть обо всем на свете. И я растворяюсь в его порочных движения, пока не остается ничего, кроме чувственного голода, который мы оба пытаемся утолить. Я шепчу откровенные признания, кричу, умоляю, чувствуя, как Данила резкими толчками врывается в мое изнывающее от желания тело, пока неконтролируемое наслаждение не взрывается глубоко внутри, обжигающей волной.