Акси О - ХОХО. Целую. Обнимаю

– Я не приняла бы такого решения, если бы не была уверена, что с тобой все будет в порядке.

– Но мама…

– Если с ней что-то случится и меня не будет рядом, я никогда себе этого не прощу.

Шах и мат. С этим я спорить не могу – сама чувствовала бы то же самое. Да я и чувствовала.

– Значит, ты будешь в Корее, – подытоживаю я и сама слышу, как устало звучит мой голос. – У нас с ней шестнадцать часов разницы.

– Я… Подожди-ка, а ты откуда знаешь?

– Не важно.

Я встаю. Хотелось бы мне сказать маме еще пару «ласковых», но я смотрю на нее – и гнев внутри утихает. Она выглядит такой же вымотанной, как я себя чувствую, под глазами появились темные круги, и даже аппетит пропал – яркий признак того, что она сама не своя.

Я решаю пойти на мировую.

– Ну, хотя бы в праздники ты будешь дома. А потом в Сеул, значит? Последний раз ты там была сколько, лет шесть назад?

Это был единственный раз после того, как она приехала в США по студенческой визе и осталась здесь, выйдя замуж за отца.

– Семь, – вздыхает мама. Похоже, ей полегчало, потому что она тянется за блинчиком из маша. – Я и так долго откладывала эту поездку. Пора вернуться домой.

На следующий день я едва не опаздываю на урок по игре на виолончели, потому что легла спать не раньше двух ночи. Когда мы начинаем занятие, я фальшивлю, и Юнби, моя учительница, останавливает меня прямо посреди партии, которую я разучиваю для выступления в школе.

– Я вижу, что тебя что-то беспокоит, – замечает она. – Дело в результатах конкурса?

С ума сойти, а ведь еще сутки назад я бы ответила «да». Оценка судей меня все еще огорчает, но они все-таки не мама и не собираются оставить меня одну на целых несколько месяцев.

– Давай я заварю чай, и мы поговорим.

Я встаю с банкетки перед пианино и усаживаюсь в кресло с высокой спинкой в гостиной. Мы нечасто так делаем, но иногда можем пропустить урок и вместо этого поговорить о чем-нибудь помимо виолончели. Когда это случилось впервые, Юнби указала на мою голову, сердце и руки и сказала, что они связаны между собой. По-моему, тогда я не поняла ее (мне было всего одиннадцать), но, кажется, понимаю сейчас. Никакие практика с талантом не помогут, если на душе неспокойно, а голова занята другим.

Вернувшись, Юнби вручает мне чашку ячменного чая и садится в кресло напротив:

– Я вся внимание.

И я выкладываю ей все, начиная со звонка врача и заканчивая маминым решением уехать без меня.

Мой рассказ Юнби слушает так же сосредоточенно и чутко, как игру на виолончели. Возможно, именно поэтому я просто вываливаю на нее все, что чувствую.

– Мама взяла и известила меня о своих планах, даже не спросив, что я о них думаю. Она буквально бросает меня одну посреди выпускного класса!

Юнби делает глоток из чашки.

– А ты спросила, можешь ли поехать с ней?

Я моргаю от неожиданности.

– Я даже не подумала об этом. У меня же школа… а она уедет на пять месяцев.

– В Сеуле тоже есть школы исполнительского искусства, – замечает Юнби, и я вспоминаю, что она сама в такую ходила, перед тем как окончить женский университет Ихва по игре на виолончели. – Тебе просто надо направить документы туда, где принимают иностранных учеников.

Я пытаюсь обдумать эту возможность. Мне и в голову не приходило, что я могла бы поехать вместе с мамой и доучиваться в другой стране .

Я же даже за пределами Калифорнии никогда не бывала, что и говорить о Южной Корее. И я никого там не знаю, кроме бабушки.

Хотя это не совсем так.

Одного человека все же знаю.

– Моя подруга работает директрисой музыкальной школы в Сеуле, – продолжает Юнби. – Если ты пришлешь мне материалы для прослушивания, я отправлю ей мои рекомендации по электронной почте. Учебный год в Корее начинается в марте, так что ты приедешь как раз вовремя.

– Мне надо спросить маму, да?

Она уже наверняка ушла на работу.

– Может, стоит упомянуть об этом в разговоре с ней, когда разузнаешь побольше? Пока достаточно начать с малого: тебе понадобится паспорт, если его еще нет.

Вообще-то есть. В прошлом году я должна была полететь в Париж с классом по французскому, но пришлось все отменить, потому что я заболела гриппом.

– Похоже, на тебя свалилось слишком много нового. – Юнби забирает у меня чашку с чаем, к которому я едва притронулась. – Давай ты сыграешь с листа что-нибудь из Моцарта, и на этом закончим? Тебе о многом надо подумать.

Это мягко сказано. С другой стороны, мне точно надо об этом думать?