Юлия Фадеева - Кольт

Я не допытывалась – не говорят, значит, мне этого знать не нужно.

За работой забывала обо всем, кроме одного – мама. Ей должны уже были сделать операцию. Мне не терпелось позвонить лечащему врачу и поинтересоваться, как же все прошло? Как мамочка себя чувствует? Вчера не было времени ни на что – устала, как собака и без задних ног свалилась в небытие до самого утра, а затем все с самого начала, словно я проживала один и тот же день… День сурка, ей богу!

Вот и в этот раз, умаявшись за день, пришла в свою комнату, еле волоча ноги от усталости. Достала из кармана мобильник и включила его – на работе запрещалось пользоваться сотовой связью в личных целях, поэтому требовали мобилу отключать.

Тут же получила сообщение о пропущенном звонке. Посмотрела на цифры и поняла, что звонили из больницы. В груди все похолодело. Просто так они сами бы не стали меня тревожить, значит, что-то произошло. Господи, лишь бы с мамой все было хорошо!

Нерешительно нажимаю на дисплей, а затем на кнопку вызова. В трубке раздаются длинные гудки… Мне кажется, что время тянется, точно патока – медленно, тягуче, будто специально мучая меня. На десятый гудок в трубке все раздалось сонное "алло".

– Здравствуйте. Я по поводу одной из пациенток, ее зовут Елизавета Калинина…

– Девушка, – перебил меня недовольный голос медсестры, – вы на время смотрели вообще? На часах почти одиннадцать. Позвоните завтра с утра с восьми часов. На все вопросы вам ответит лечащий врач.

И в трубке раздались короткие гудки.

– Зараза! – сквозь зубы проскрежетала я, зло уставившись на погаснувший экран. – Так сложно было ответить?! Да что б у тебя смена тяжелой выдалась!

Да, я была сейчас разгневана! Ну что ей стоило посмотреть по компьютеру информацию о пациенте?

Со злости швырнула телефон на кровать и начала раздеваться, фактически срывая с себя одежду. Оставшись в одном нижнем простеньком белье, глубоко задышала, пытаясь успокоиться.

– Так, Кать, – обратилась сама к себе, – перестань. Позвонишь завтра с самого утра и обо всем узнаешь.

И все же какое-то предчувствие е давало мне до конца успокоиться, я сердцем чувствовала, что что-то случилось. Что? Надеюсь, это никак не связано с мамой. Очень на это надеюсь.

Тряхнула головой, прогоняя плохие мысли и, надев халат, прихватила принадлежности для душа и вышла из комнаты – нужно освежиться.

Через полчаса, приняв все водные процедуры, насухо вытерла волосы полотенцем и завалилась спать. Перед завтрашним днем нужно как следует выспаться – у барной стойки я буду работать самостоятельно! От завтрашнего дня будет зависеть примут ли меня на постоянной основе с официальным трудоустройством, или же придется покинуть это место разврата и похоти, замаскированное под дорогой ночной клуб.

– Доброе утро, – поздоровалась с девушкой, приложив телефон к уху.

– Доброе, – раздалось с того конца.

– Я по поводу пациентки.

– Имя и Фамилия?

– Елизавета Калинина.

– Минуточку.

С той стороны послышалось неторопливое щелканье по клавиатуре и тихий, еле слышный бубнеж, которого я не разобрала.

Через некоторое время в трубке снова раздалось:

– Алло, вы еще тут?

– Да. – Тут же отозвалась, нервно теребя край своей черной футболки с надписью "My life".

– Елизавета Калинина, 1970 года рождения, проживающая по адресу…

– Да, это она. – Зачем-то кивнула я, прекрасно понимая, что меня все равно никто не видит.

– Вам следует немедленно связаться с лечащим врачом, он вам все разъяснит. Записывайте номер. – Она озвучила цифры сотового и, сухо попрощавшись, положила трубку.

– Ничего не понимаю. – Встревожено произнесла я, похолодевшими пальцами набирая номер.

Раздались длинные гудки.

– Слушаю.

– Здравствуйте, мне в регистратуре дали ваш номер и сказали позвонить…

– А, вы на счет Елизаветы Калининой?

– Да. Я ее дочь.

– Дочь. – Кажется, мужчина на том конце тяжело вздохнул. Или мне показалось? – Девушка, слушайте меня внимательно, не перебивайте и просто примите как данность – не всё подвластно врачам.

Что-то не нравится мне начало разговора. Совсем не нравится.

– Понимаете, вчера пришли новые анализы… К сожалению, вашу маму мы оперировать не можем – опухоль разрослась настолько, что… – Он снова вздохнул. – Сожалею, но мы бессильны что-либо сделать. В данном случае операция и какое-либо лечение окажутся бессильными. Советую подготовиться – осталось совсем немного. Максимум две недели.