Зоя Анишкина - Заказ на ЗАГС

У того на лице написано было: «Не входить, идёт мыслительный процесс». Попадайло, куда же ты вляпалась! Ну ладно, про деканат не говорит, и слава Богу! А там разберёмся.

Как говорится, решать проблемы надо по мере их поступления. Первая на очереди: какое-то неимоверно выгодное предложение. Для меня такое сочетание само по себе невероятно, а уж в совокупности с импозантным мужчиной…

– Везу в ближайшее кафе, не люблю обсуждать рабочие моменты в автомобиле, в альма-матёр заезжал по делам, не отрабатывать, а возвращать долг. А вот как – обсудим в кафе.

Странный тип. Какой-то очень спокойный, обстоятельный. Ну, оно и видно. Всё-таки немолодой. Да только глаз не оторвать было. Так и бросала на мужчину короткие взгляды.

Александр Андреевич, значит. Сейчас стала замечать, что даже за рулём он выглядит очень расслаблено и уверено, словно эдакий хозяин жизни. Ведёт мастерски, не нарушая правил и не занимаясь позёрством.

Только вопрос зачем ему такая тачка молодёжная. Седина в бороду, бес в ребро? Ещё раз посмотрела на мужчину из-под опущенных ресниц.

В висках действительно виднелись серебристые пряди. Да только они придавали ему какого-то странного очарования. Харизма у Муромского бешеная, меня аж потряхивало.

Пришлось даже одернуть себя. Сколько у нас с ним разница в возрасте? Лет двадцать? О чем вообще ты думаешь, Попадайло?! Покраснела. О Катьке думать надо и о мести Уварову.

А ещё о том, что номера машин на случай новой мести записывать придется. Знай я наизусть цифры гоблина, не перепутала бы тачки.

Пока моя душа и тело страдали от оплошности и неотразимости выгодоприобретателя, мы остановились. Я с удивлением отметила, что Муромский припарковался возле одного из местных кафе для мажоров.

Но все мигом вылетело из головы, как только я через незакрашенное лобовое стекло увидела, кого бы вы могли подумать? Уварова! На своей чёрной матовой тачке.

Ещё никогда в жизни на моем лице не отражалось столько эмоций. Самых разных и очень неприятных. Их стало ещё больше, когда Муромский вдруг вырулил и встал рядом с машиной Кости.

То есть расцарапанная дверь с телефоном Уварова выходила аккурат к двери его водительского. Штирлиц ещё никогда не был так близок провалу, а я к сердечному приступу.

Я сползла вниз по сиденью и прохрипела:

– А может, поедем в другое место?

Наконец мистер каменное лицо выдал мне эмоцию. Точнее, даже выражение лица а-ля «а не зажралась ли ты, девочка?». Понимаю, мое предложение выглядело так себе.

Мягко говоря, неадекватно. Но что я могла поделать? Значит, нам надо уехать отсюда раньше Уварова во что бы то ни стало.

– Пойдёмте, Попадайло.

– Меня Женя, вообще-то, зовут, – на автомате ответила я, выбираясь из тачки.

Попутно оценила свои труды на двери. Мда. Шикарно расцарапала, а этому хоть бы хны. Ну точно либо псих, либо извращенец. Даже не стал смотреть, что случилась с его четырёхколёсным другом.

Муромский действительно вышел и вопросительно вздёрнул бровь, намекая, чтобы я следовала за ним. В его руках уже красовался модный чемоданчик.

Тяжело вздохнула и поплелась за ним, как ягнёнок на заклание, попутно высматривая Уварова. Лишь бы пронесло!

День с самого утра начался так себе. Обычно у меня все по минутам расписано и четко спланировано, но моя бессметная секретарь ушла на пенсию, а найти на ее место кого-то оказалось не так просто.

Олимпиада Евлампиевна служила мне верой и правдой много лет и даже освоила современные средства связи. На удивление бойкая была старушка. Никогда не знал с ней проблем ещё с тех времён, когда пришёл желторотым юристом в свою первую фирму.

Она была мне и опорой, и помощницей, и секретарём, и даже советчиком. А ещё я очень сильно расстроилась, что пришлось сложить свои обязанности.

Действительно, это в восемьдесят два года-то. Ее впору в книгу рекордов Гиннесса заносить. Но время никого не жалеет. В том числе и меня. Потому что с институтских времён мне давали куда больше лет, чем был на самом деле.

Да и седеть я стал рано. Наследственность. Мама говорила, что мой отец уже в двадцать пять имел полный комплект пенсионера: надорванное здоровье, любовь к общению с телевизором и виски, подернутые сединой.

Царство ему небесное.

Но думать о мертвых не стоило, потому что жизнь сегодня била ключом. Причём по голове. Даже моя природная сдержанность трещала по швам.

Через личные контакты на меня вышел ректор вуза, в котором я учился. Звал преподавать. Можно подумать, меня это интересовало, но из уважения к альма-матер пришлось съездить на встречу.