Полина Раевская - Во власти страха

После этих слов Маркус повернулся ко мне спиной и надел футболку, я же прибывала в таком состоянии, какое сложно описать. С одной стороны, понимала, что в некотором роде Беркет прав, но с другой – мне хотелось, чтобы и он знал свое место. Злость не оставляла в покое, а уж материнские чувства и вовсе душили. Мне было обидно за сына, поэтому, преодолевая сомнения и голос разума, я тихо сообщила:

– Я хочу, чтобы и ты запомнил, на будущее….

Маркус обернулся и посмотрел на меня в упор, отчего мне стало тяжело говорить, но я продолжила:

– Сын занимает в моей жизни самое главное, первое место! Сначала ОН, а потом уже все остальные! Надеюсь, это ясно?

Маркус хмыкнул, обхватил пальцами и потер переносицу.

– Не думал, что ты об этом заявишь.

– Мне приходится, раз ты не понимаешь.

– Я, как раз таки, прекрасно понимаю, не понимаешь суть проблемы лишь ты! – процедил он сквозь зубы таким тоном, что у меня мороз по коже побежал.

– И в чем же суть? – выдавила я из себя.

– В том, что есть формат отношений мать – сын, а есть муж – жена, и они не пересекаются, и не конкурируют! – повысил он голос. – Уясни это, а сыном я сам займусь и не смей лезть. Надеюсь, это ясно?! – язвительно закончил он.

– Не разговаривай со мной в таком тоне, иначе…

– Не ставь мне условий, Анна, я этого не потерплю! – едва сдерживаясь, перебил он меня. Я же судорожно вцепилась в диван. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Я четыре года училась самоуважению, самостоятельности. Четыре года потратила, чтобы обрести себя, чтобы уважать себя, быть личностью, принимать решения, отвечать за себя, отстаивать свое мнение и бороться за свои права. Но сейчас, стоило только услышать в его голосе гневные интонации, увидеть, как побледнело от ярости его лицо, сразу сработал условный рефлекс, как у собаки Павлова. Хотя я бы назвала это «рефлекс жены Беркета»: язык словно онемел, меня, будто парализовало и, я не могла и слово выдавить. Все внутри бунтовало против этой боязливой покорности, против страха и паники. Внутренний голос кричал, надрывался: «Давай, скажи ему! Покажи, что ты уже другая, заставь его уступить! Сделай это, иначе он вновь подомнет тебя под себя!». Я понимала, что должна сейчас отстаивать свою позицию, иначе диктат вступит в силу. Но у меня не было сил, я не была готова к этой стычке. Все, что я могла возразить – только разочарованно прошептать:

– Я думала, ты изменился.

– Мать твою! – вспылил он, заставляя меня замереть испуганным тушканчиком. – И что теперь я должен одобрять глупости и плясать под твою дудку, чтобы казаться хорошеньким? Извини, но этого не будет, – отчеканил он и вышел из кабинета. Дверь громко хлопнула за ним, отчего я вздрогнула и поежилась. Слезы обиды подступили к глазам, но я их, тут же, смахнула. Господи, и что дальше?

Я старалась быть объективной, но у меня не получалось. Всплывало прошлое, и я горела навязчивой идеей доказать, что теперь все будет по-другому, да только, как выяснилось, это не так-то просто. Да, Маркус раскаивался за свои прошлые поступки. За эти четыре года мы стали ближе, но, как оказалось, это еще не значит, что в нашей семье будет другой порядок.

Но, черт побери, разве я так много прошу? С каких пор желание быть услышанным – это роскошь? Я даже не говорю о равноправии. В конце концов, надо быть реалисткой и понимать, что за человек рядом с тобой. Но мне важно, чтобы он прислушивался ко мне. Я хочу уважения с его стороны, потому что, если он будет и дальше продолжать в том же духе, то скоро такое же отношение ко мне последует со стороны сына. Дети это быстро подхватывают, дурной пример заразителен. Подтверждение этой истины я получила сразу же, как только спустилась в гостиную после душа. Маркус и Мэтт сидели перед ноутбуком и что-то бурно обсуждали. Поймав взгляд сына, я улыбнулась ему. И каково же было мое удивление, когда в ответ он нахмурился, демонстративно отвернулся и продолжил разговор с отцом.

Я была в ступоре, слишком задетая этим пренебрежением и игнором.

Отлично! Значит, папе, как всегда можно ВСЕ, а мама отдувайся за двоих?!

Ничего не говоря, вышла из гостиной и пошла на кухню, готовить завтрак. Прислуги у меня не было. После всего произошедшего я не хотела никого рядом с собой. Слишком напрягали жалостливые взгляды и шепот за спиной. Может, я мнительна, но мне до сих пор кажется, что стоит кому-то узнать во мне бывшую жену Беркета, так сразу же начнется обсуждения его зверств и моего унижения. В конце всей этой трепотни сплетники обычно приходили к одному и тому же выводу: «Вот, что делают деньги! Страх совсем потеряли эти богатые ублюдки. Хотя она тоже хороша, это ж надо так вцепиться в кошелек мужика, что и на собственную жизнь плевать. Таких алчных идиоток надо еще поискать».