Игорь Журавлев - И был им сон…

Откровенно говоря, если бы в тот момент кто-нибудь описал Егору его собственные переживания и ощущения в таких выражениях, он бы, мягко выражаясь, очень сильно удивился. С его точки зрения, он просто тупо стоял и ждал, думая о том, что под общим наркозом, как обещал врач, он даже ничего не почувствует. Но мысли мужчин, даже подростков, с женской точки зрения порой настолько просты и примитивны, что не стоит их вообще принимать во внимание. Главное здесь не то, что там на самом деле чувствовал он, а что за него придумала она. Оно и было верным и правильным, это вам любая женщина подтвердит.

Ольге вдруг захотелось сказать парню что-то ободряющее или даже (о, Боже!) обнять его и нежно погладить по волосам, успокаивая и утешая, но, конечно, ничего подобного она делать не стала. Хотя привычное к подобным заскокам воображение уже несло ее галопом (нет, лучше – аллюром, так красивее) в страну девичьей мечты, подгоняемое пубертатной плетью молодого организма. Говоря проще: в своих мыслях она его обняла, погладила и утешила, получив за это его робкий поцелуй и полный восхищения взгляд.

В глупой реальности же их мамы, наговорившись и обменявшись всеми новостями, наконец, разошлись, и Ольга, взглянув последним туманным и уже наполовину влюбленным взором на героического подростка, которого, как она выяснила из разговора, звали Егором, ушла, увлекаемая родительницей, которая как-будто что-то учуяла и с подозрением на дочь посмотрела. И ночью был ей сон.

***

Это был, пожалуй, самый красивый из всех снов, которые она когда-либо видела. Что странно, он вовсе не походил на сон. Будто она просто перенеслась в какое-то место в совсем другой реальности, где все это было правдой и происходило на самом деле. В этом сне (или яви?) они вдвоем с Егором шли по тополиной аллее, пронизанной насквозь солнечными лучами, взявшись за руки, а вокруг не было ни души. Егор что-то весело рассказывал, а она хохотала, не сводя с него влюбленных глаз. В этом сне он был ее долгожданным принцем, о котором она когда-то в детстве мечтала, как и все девчонки. И пусть белого коня поблизости не наблюдалось, она точно знала, что он у него есть. Да и разве в коне дело? Ведь она давно не ребенок и в сказки не верит. Почти совсем.

А потом он ее очень красиво целовал, почему-то уже увлекая в головокружительном вальсе под музыку невидимого симфонического оркестра посреди огромного, украшенного яркими цветами и разноцветными лентами зала. А вокруг них, словно летний теплый снег, летал и кружился в вихре музыки тополиный пух, и голова ее так же кружилась от счастья вместе с этим летним снегом!

***

Проснулась Оля наутро полностью и окончательно влюбленной – так, как это бывает только в ранней юности, в пору первого чувства, которое одно только и есть любовь настоящая, истинная, единственная, безрассудная, сумасшедшая – такая, о которой слагают стихи, пишут книги, поют песни, снимают кино. И пусть мы, взрослые, знаем, что потом тоже случаются разные другие любови, но известно нам также и то, что они никогда не могут сравниться с той, первой, хотя бы просто потому, что они не первые и не имеют уже ни новизны, ни остроты чувств.

Страдала Оля от этой неразделенной и тайной любви, никому ничего не рассказывая (кроме своего дневника) целых три недели, прежде чем решилась открыться лучшей подруге. Может быть, вы уже и не помните, но эти сладостные страдания едва возникшего настоящего чувства так же прекрасны и дороги нам, как и первые поцелуи, и расстаться с ними так же трудно, как оторваться от любимых губ. Эти сладкие муки хочется длить и длить, разрывая себе сердце страстным желанием ответной любви и не решаясь сделать шаг в страхе услышать отказ. Пусть так, уж лучше неизвестность! Ведь пока этот шаг еще не сделан, есть надежда, вера, мечта и прекрасные сны. Но если после сделанного шага ты получаешь отказ, то жизнь на этом прекращается, ибо без любимого человека никак невозможно существовать, как вы не понимаете? Неужели вы этого уже совсем не помните?

Но момент, когда Оля больше не могла скрывать свои чувства и решилась узнать свою судьбу, проверить, что там, впереди – счастье или горе, жизнь или смерть, пан или пропал, – наконец, наступил. Неизвестность и мечты увлекательны и полны чувственности, но глупому сердцу все же хочется знать правду. И однажды на перемене она, наконец, решилась и рассказала все Ленке Герасимовой, с которой они с детства были вместе – в яслях сидели на соседних горшках, в школе десять лет за одной партой. Да и жили рядом, всего через три дома друг от друга. Ближе Ленки у Оли не было никого, и если она кому и могла открыться, то, конечно, только ей одной.