Марина Светлая - Если это любовь (СИ)

– Спасибо. Рада познакомиться.

Когда Лизка нюхом чуяла, что в жизни грядут перемены, она непроизвольно переходила на чистейший русский язык.

– А мы с Пашкой росли вместе! – пояснила Таня. – Правда, не виделись давно. Все-таки в разных городах живем. Изольда Игнатьевна уверяет, что он ужасно повзрослел. Неужели, Лиза?

– Я его только семь лет знаю. Работали вместе, – сдержанно ответила она.

Изольда Игнатьевна несколько озадаченно взглянула на невестку.

Так и увидел их Павел, когда тоже вышел в сад, заметив в окно Лизу с мамой и поспешив на выручку жене. То, что она нуждалась в помощи, он ни минуты не сомневался.

– Доброе утро! – весело сказал он, подходя к женщинам. И на мгновение замер. Улыбка сползла с его лица, пока он пристально и напряженно рассматривал соседку.

А Изольда Игнатьевна, кажется, перестала дышать. Сколько лет она ждала, что Таня и Павел встретятся. И вот свершилось!

– Здравствуй, Паша! – сделав шаг к нему, сказала Танюша.

– Здравствуй, – ответил он и услышал, как мать разочарованно вздохнула.

Вздохнула и Лизка. Потому что точно знала, что эта с длинной шеей и глазами Нины из Шурика – та самая Пашина одесская невеста и есть!

… о сравнительной оценке глубины водоемов

Татьяна Александровна Коломацкая, когда вышла замуж, так и не взяла фамилию мужа-балетмейстера, хоть та и гремела на весь Союз. В этом вопросе она была принципиальна. Коломацкие – тоже не последняя семья в Одессе. Да и балерину Татьяну Коломацкую в УССР уже в те времена начинали узнавать. Ей было всего девятнадцать лет, и голова определенно кружилась. Особенно с того мгновения, как муж перевез ее в Киев и устроил в Академический театр оперы и балета им. Шевченко.

Но тот факт, что фамилию она оставила, в дальнейшем значительно облегчил ей жизнь. После развода не нужно было задаваться наисложнейшим вопросом – возвращаться ли к девичьей. Счастливый брак продлился ровно три года, пока супруг не был замечен в связи с очередной балериной. Таня поревела, повздыхала, обозвала саму себя дурой и от мужа ушла. Потом тот, правда, месяца два пытался загладить вину, но, в конце концов, разбежались окончательно.

Тогда она решила заниматься карьерой и только карьерой. Складывалось не особенно хорошо. Понимала, что балетмейстер вставляет палки в колеса. А ведь она была талантливой. Могла бы и в Большом танцевать. Но ролей главных ей больше не давали. Дублировала прим, когда те уезжали на гастроли. Татьяна Коломацкая во втором составе – это ужасно.

А потом была травма.

Порвала связки на ноге.

Восстанавливалась долго и трудно, а из больницы поехала домой, в Одессу.

Дядька-обкомовец тогда обмолвился фразой, которая не шла из ее головы несколько месяцев. Лучше быть примой на периферии, чем во втором составе в столице.

Тогда же, после долгой разлуки, она встретила Горского, успевшего отслужить в армии и окончившего юридический. Она видела его лишь один раз, на даче у родителей. Они даже не разговаривали. Просто встретились взглядами и разошлись. Но этого хватило, чтобы накрыл странный шквал – горько-сладких воспоминаний, упущенных возможностей, разбитой любви. И во всем виновата была сама.

Когда он уходил в армию, она обещала его ждать. Не дождалась. Влюбилась в другого – старше, опытнее, в лучах славы. Оказалось, счастье было совсем в ином. И теперь оставалось только вспоминать.

Паша уехал работать по распределению в Винницкую область. А Таня уже думала о том, что теперь, наверное, поехала бы с ним в любую Тмутаракань, и не нужен никакой Киев. Ничего вообще не нужно. Писала ему. Он не отвечал. Она вспоминала, как сама перестала отвечать на его письма. Ей было девятнадцать, и она крутила роман с балетмейстером. Теперь ее просто не могло быть в Пашкиной жизни. И она смирилась. Порыдала в плечо Изольды Игнатьевны, которая единственная жалела ее, и смирилась.

Танцевала, хотя годы шли, и Таня понимала, что у балерины век короток. Она все еще оставалась примой в Одесской опере. И задумывалась, как бы устроиться в кино. Любовники были высокопоставленными. Что-то ей обещали. Она порхала, будто бабочка.

До того дня, как Изольда Игнатьевна, то ли просто сообщила, то ли пожаловалась ей, что Паша женился.

И вот перед ней его жена. Сельская простушка. Светловолосая, голубоглазая, при формах. Подвижная, наверняка улыбчивая, осторожно помалкивающая. И такая молодая. Будто в пику ей, стареющей приме. Они шли на пляж всей семьей, и Танька, глядя им вслед, думала, что будь она когда-то умнее, сейчас шла бы с ними вместе. И была бы Горской. А этой девчонки… откуда там? Из Сутисок?.. этой девчонки никогда в их жизни не было бы.