Джулия Джеймс - Подари мне второй шанс

В небольшом, чрезвычайно престижном ресторане, куда Чезаре привез Карлу, ему незамедлительно предоставили лучший столик и обслуживали безукоризненно.

Граф кивнул нескольким знакомым, а на появление с ним Карлы некоторые из женщин отреагировали лишь поднятием бровей и многозначительными взглядами, но не более того.

Вторую плоскость их беседы иначе как обольщением назвать было нельзя. Обмен взглядами, полуулыбка на его чувственных губах, каждый жест руки с длинными, аристократическими пальцами…

Наконец Чезаре, сложив салфетку, положил ее на стол, давая понять, что ужин закончен, и они с Карлой направились к выходу из ресторана.

Когда машина остановилась возле ее дома, Чезаре, заглушив двигатель, повернулся к девушке с загадочным выражением лица, заметным даже при неярком уличном освещении.

– Благодарю вас за восхитительный вечер, – очень вежливо сказала Карла, вдруг осознав, что говорит по‑английски. Впрочем, они весь вечер переходили с итальянского на английский и обратно. Английский язык Чезаре был таким же беглым, каким стал для Карлы итальянский за десять лет, которые она прожила в Риме.

Улыбка тронула его губы, длинные ресницы опустились на глаза.

– Да, вечер был прекрасный, – согласился он. В голосе графа слышались насмешливые нотки, от которых пульс Карлы участился. – И есть только одна возможность столь же отлично закончить его, не так ли?

Какое‑то время Чезаре удерживал взгляд Карлы в тусклом сумраке улицы, бросая ей вызов и теша себя надеждой, что она уступит и позволит сделать то, чего ему хотелось с самого первого момента, как только он ее увидел.

– Таким вот образом, – произнес Чезаре, протянув к ней руку. Длинные пальцы коснулись лица Карлы, медленно притянули его ближе, и он приник ртом к ее губам. Чувственно, нежно, словно смакуя.

Карла тут же утонула в бездне ощущений. Тысяча нервных окончаний сработала одновременно. Но минуту спустя он отпустил ее и, улыбнувшись, негромко произнес:

– Доброй ночи, Карла.

Мгновение Карла оставалась неподвижной, как будто то радужное, до звезд в глазах, удовольствие, вызванное в ней одним‑единственным поцелуем Чезаре, сковало ее движения. Опомнившись, она толкнула дверцу и вышла из машины. Все еще поглощенная своим внутренним состоянием, она поискала в сумке ключ, нащупала его и нетвердой рукой вставила в замок входной двери. И только после этого заставила себя оглянуться, чтобы пожелать и Чезаре доброй ночи внезапно охрипшим голосом.

На дрожащих ногах она поднялась в свою квартиру и только там, внутри своего тихого убежища почувствовала, что снова может дышать.

Чезаре остановился у окна в своей римской квартире и отсутствующим взглядом уставился сверху на крыши домов. Большое окно из зеркального стекла в современно оформленном помещении, дизайн которого разительно отличался от роскошных интерьеров в историческом стиле других жилых владений графа Мондейва, позволяло обозревать значительную часть города даже в полночный час.

Разумно ли он поступает? Стоит ли пытаться перевести их отношения в любовную связь? Эти вопросы навязчиво лезли ему в голову. Он не мог не признать, что возникший накал желания оказался сюрпризом для него.

Поймет ли она условия их любовной связи? Примет ли?

Жизнь его, как и других титулованных отпрысков старинных родов, обусловливалась многочисленными ограничениями, необходимость которых накрепко заложил в голову Чезаре его властный, деспотичный отец. Да и пример матери был очень показательным.

По мнению отца, у нее не должно было быть иных интересов в жизни, помимо обязанностей быть графиней. Хозяйкой замка и матерью наследника. А ее доверительные и нежные отношения с сыном отец рассматривал как демарш против него лично. После преждевременной смерти матери, имевшей врожденный порок сердца, отчуждение между отцом и Чезаре, которому было всего девятнадцать лет, резко усилилось.

Однако, когда восемь лет спустя умер и отец, Чезаре решил не пренебрегать его заветами. Пожалуй, если было бы возможно увидеться с отцом сейчас, их разлада, может быть, уже и след бы простыл.

Женщину, которой предназначено стать графиней Мантенья, Чезаре хорошо знал. Однако она не вызывала в нем никаких желаний, в отличие от Карлы. Тем не менее Чезаре решил, что вступит с ней в отношения только в том случае, если она примет его условия и правильно поймет, что может быть между ними и чего быть не может.