Ева быстро выключила лампы у огромной кровати. Глупая реакция, без сомнения, но ей не хотелось привлекать внимание к соблазнительным подушкам и серому шелковому одеялу. Она сбросила туфли. Бедро просто кричало от боли, и она, закрыв глаза, помассировала воспаленный сустав большим пальцем, а когда их открыла, увидела, что Грифф смотрит на нее с тревогой в сощуренных глазах.
Она слабо улыбнулась.
– По-моему, я слишком стара для высоких каблуков, не находишь?
Он покачал головой, и Ева быстро сменила тему. – Хочешь выпить, Грифф? – Она открыла мини-бар. – Кажется, здесь у меня есть все. Скотч, джин, ром, пиво, красное и белое вино, шампанское.
– Уверен, что мне понадобится скотч.
– С водой или льдом?
– Небольшой кубик льда.
Грифф не сказал «пожалуйста», вероятно, демонстрируя, что рассержен. Казалось, он заполнил всю комнату своим темным задумчивым присутствием, пока Ева выливала содержимое бутылки в стакан, потом вынула пару кубиков льда из маленькой морозильной камеры холодильника и бросила их в стакан. Высыпала пакет орешков в маленькое зеленое блюдце и поставила перед ним на стеклянный журнальный столик.
– Спасибо, – сказал он, принимая стакан. – Выпьешь со мной?
Ева сомневалась, что спиртное сможет успокоить потрясенные нервы, однако выбрала белое вино и села напротив Гриффа, потихоньку подсунув подушку под ноющее бедро.
Грифф, напротив, выглядел на удивление непринужденно. Она постоянно цеплялась за него взглядом: привлекательный, в белой рубашке с расстегнутым воротом, с закатанными рукавами, обнажающими мускулистые плечи, и густыми волосами, завивающимися на концах.
Подняв стакан в приветственном салюте, он улыбнулся, хотя в улыбке грусть смешалась с нерешительностью.
– Выпьем. Думаю, я должен сказать: «За нашу дочь».
«Нашу дочь». Его слова, как осколки, поразили сердце Евы. Она снова вспомнила малышку Лайне, годы мучительной потери и тоски, и ей пришлось прижать кулак к губам, чтобы сдержать всхлип. Не сейчас.
– Лайне такая красавица, правда? – не выдержала она.
– Да, да. – Грифф глубоко вздохнул. – Ты должна мне кое-что объяснить.
– Знаю. – Она поставила бокал, даже не потрудившись попробовать вино. Ее рука дрожала, и немного вина пролилось на столик. – Полагаю, теперь ты понимаешь, почему я так спешила покинуть бухту.
– Я сложил два и два, да, но понятия не имею, почему ты решила оставить меня в неведении. – Глаза Гриффа были полны гнева. – Я имел право знать, что стану отцом.
– Да, Грифф. Я знаю. Прости. – Трудно мыслить ясно под столь бдительным оком. Ева бросила взгляд на серый ковер. – Я виновата.
– Так почему ты от меня это скрыла?
Ева нервно сглотнула, зная, что оправдание не прозвучит столь же убедительно, как ей когда-то казалось.
– Помнишь дебаты в школе, когда ты выступал за аборт?
Из губ Гриффа вырвался задушенный вздох.
– Не особо. Мы часто занималась дебатами. Но только не говори мне… – Он остановился, явно потрясенный.
– Ты был таким умным и убедительным, Грифф. Четко обосновал свою позицию, подкрепил аргументами, уничтожая все доводы, которые приготовила оппозиция. Даже в школе ты уже казался блестящим адвокатом.
– Но это были просто дебаты, ради бога. – Грифф смотрел на нее в полном недоумении. – Ева, мне дали эту тему. Я не выбирал, чью сторону принять. Ты же знаешь, как работают школьные дебаты.
– Да, но в то время, когда я только что узнала о моей беременности, казалось, ты говоришь со мной, утверждая, что самый правильный выбор, единственный выбор – аборт.
Он сердито покачал головой:
– Я даже не могу вспомнить те проклятые дебаты, хотя, не исключено, этот аргумент чисто теоретический. Возможно, я был убедителен. Хотел, чтобы наша команда выиграла. Но ты должна понимать: это вовсе не означает, что я именно так отреагировал бы в реальной жизненной ситуации.
– Ну да, сейчас знаю, – вздохнула Ева, понимая, как это его расстраивает. – Но ты действительно звучал очень убедительно, Грифф. И я хотела оставить ребенка. По крайней мере, хотела, чтобы он родился. Я испугалась, если скажу, что беременна, ты, возможно, захочешь, чтобы я избавилась от него, и я не смогу отстоять собственное мнение.
Она ожидала, что Грифф возразит, но в его глазах было столько тревоги, что ей стало трудно дышать.
– Я находилась под большим давлением со стороны матери. Она очень хотела, чтобы я прервала беременность. Она была матерью-одиночкой, знала, как это тяжело, и хотела, чтобы у меня жизнь сложилась иначе. Боялась, что я утрачу все шансы стать балериной.
Читать дальше