Мишель Смарт - Следуй за своим сердцем

— Я позову кого‑нибудь из медсестер или…

— Просто останови кровь, и я уберусь отсюда.

Ева уже было открыла рот, чтобы возразить, но почему‑то промолчала.

И вот теперь, осторожно накладывая вторую полоску пластыря на его нос, она подумала, что он похож на туго сжатую пружину. И когда эта пружина расправится, ей не хотелось бы быть рядом.

Наложив последнюю, третью, полоску, она невольно обратила внимание на то, какие блестящие у него волосы. Интересно, это естественный блеск или заслуга его личного парикмахера? Стоя перед этим богатым щеголем, Ева вдруг осознала, как неряшливо выглядит в своих джинсах и майке, с волосами, наскоро собранными в конский хвост.

«Кого здесь заботит внешний вид?» — с раздражением мысленно спросила она себя. Это же лагерь для беженцев. Каждый сотрудник готов в случае необходимости взяться за любую работу. Так что модная и изысканная одежда здесь ни к чему.

— Сидите спокойно, — попросила она, когда он вновь принялся качать ногой. — Я почти закончила. Вам придется носить пластырь на носу неделю и не мочить его.

Достав антисептические салфетки, Ева аккуратно стерла засохшие капельки крови с его носа и щек.

И как только такой высокомерный и жестокий человек оказался таким талантливым? А еще у него такие красивые глаза! Непередаваемого зеленовато‑коричневого оттенка… И глаза эти внезапно сфокусировались на ней.

Она в ответ посмотрела в глаза ему, потом с трудом заставила себя моргнуть, оторвавшись от его взгляда, отодвинула табурет и встала.

— Приложу вам лед к глазу, — пробормотала Ева в смущении, стараясь сохранять уверенный вид.

— Не надо. — Он достал бумажник из внутреннего кармана пиджака, выудил из него несколько банкнот и сунул ей в руку. — Это вам на медикаменты.

Затем, не попрощавшись, вышел из палатки. Огорошенная, Ева разжала вспотевшую ладонь и увидела, что он оставил ей десять купюр по сто долларов.

— Должна же быть какая‑то альтернатива, — твердо сказал Даниель, наливая очередной бокал красного вина и сжимая его так, что побелели костяшки пальцев. — Ты можешь унаследовать имущество.

Его сестра Франческа покачала головой.

— Не могу. И ты это знаешь. Я не того пола.

— А я не могу жениться!

Женитьба — это же настоящее проклятие. Он этого не хочет. Ему это не нужно. Он всегда отрицал этот тип взаимоотношений и менять свои убеждения не собирается.

— Либо ты женишься и наследуешь семейное имущество, либо его получит Маттео.

При упоминании ненавистного кузена Даниель окончательно вышел из себя и швырнул свой бокал об стену.

Франческа предостерегающе подняла руку, чтобы остановить вошедшего в этот момент Филиппа, своего жениха, бывшего спецназовца. Голос ее при этом остался спокойным.

— Он следующий наследник после тебя. Ты прекрасно это знаешь. Если ты не женишься и не вступишь в наследство, это сделает Маттео.

Даниель сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. На белой стене расплывались красные потеки вина. Глядя на пятно под правильным углом, он видел темную кровь — такую же, как пошла у него из носа, когда он, не совладав с гневом, как следует вмазал этому предателю Маттео, а тот, конечно, ответил ему. И все завершилось бы куда хуже, не вмешайся в потасовку Филипп.

— Должен же быть какой‑то законный способ разрулить ситуацию, — сказал он, глядя на испачканную стену. Придется ее перекрасить, а уж потом искать новых жильцов. Апартаменты в Пизе принадлежали ему, но последние шесть лет здесь жила его сестра. Скоро она выйдет замуж за Филиппа, и они переедут в Рим… И ему тоже придется жениться, если другого выхода не найдется. — Это же архаизм какой‑то.

— Да, — согласилась Франческа. — Пиета проводил работу с членами правления, чтобы отменить этот пункт, но все оказалось не так просто. Пройдут месяцы, а может, и годы, прежде чем это условие будет отменено, а за это время Маттео женится на Наташе и получит наследство.

Кровавое наследство. Имущество, включающее шестисотлетний замок и тысячи гектаров виноградников, которые принадлежат семейству Пеллегрини со времен его основателя принца Чарли Филиберта I. От титулов семья отказалась десятки лет назад, но замок остается их семейной реликвией по сей день. Чтобы сохранить огромное поместье в целости, семья всегда соблюдала право первородства, по которому наследником становился старший по мужской линии. Однако принцу Эммануэлю II, жестокому и полубезумному главе династии начала XIX века, этого показалось недостаточно. Он заподозрил своего старшего сына в гомосексуализме и внес в правило небольшое изменение, по которому старший в роду мог вступить в наследство, только если он женат. Принц Эммануэль, видимо, подозревал также, что правила морали в будущем несколько изменятся, поскольку четко определил, что женат наследник должен быть на женщине.