Мейси Ейтс - Чудовище в плену красавицы

Она мотала головой, вцепившись ему в плечи, больно врезавшись в его кожу ногтями. Адам взмолился, чтобы она оставила ему шрамы. Выпустила кровь. И пусть рана не зарастает. Он уже пометил ее тело, теперь ее очередь.

Из всех шрамов, которые он получил, шрамами от нее он будет гордиться.

Ее отметина будет прекрасной.

А остальные — просто следы неудач и эгоизма. Следы безрассудной жизни юнца, который думал только о своем удовольствии, считал проблемы своей жены пустыми и ставил свою репутацию выше ее комфорта.

Он за все заплатил. Он заслужил свой нынешний облик. И многое другое.

Чего он не заслужил, так это сладких телодвижений Белль и нежности, с которой она произносила его имя. Он не заслужил ее любви, будучи отвратительным чудовищем.

Однако он ее принимал, не находя в себе сил отвернуться, отвергнуть ее любовь.

Он яростно бился о девушку бедрами и вдруг почувствовал, как внутри ее что-то взорвалось. Она задергалась и впилась зубами ему в плечо, когда оргазм накрыл ее. Это выражение первобытного собственнического инстинкта подтолкнуло к концу и Адама.

Он с ревом вонзился в ее прекрасное тело, закрепив свою метку, на что не имел никакого права.

Ничего этого он не заслуживал. И силы у него были только на то, чтобы сдаться.

Ее отметина станет последней радостью, когда Белль уедет.

Когда наслаждение прошло, он понял, что должен ее отпустить.

И пропади пропадом заголовки. Главное — ее счастье.

Ей нельзя здесь оставаться. Она не должна жить в мрачном, угнетающем дворце, населенном демонами. Не должна связывать себя с человеком, которого едва знает. Не должна его любить. Только не его.

И не важно, любит он ее в ответ или нет. В один прекрасный момент он мог ее сломать. Как сломал всю свою жизнь.

Единственным для него выходом из ситуации было раствориться в собственном мраке. Только тогда Белль спасется. А он перестанет быть опасным для других.

Тяжело дыша, Адам перекатился на спину и уставился в потолок, который рассматривал бессчетными ночами, снова и снова прокручивая в себе чувства. Момент, когда он прикоснулся к Ианте, а ее кожа оказалась холодной. Она умерла, не успев дождаться скорой помощи.

Сам того не осознавая, он протянул руку и погладил Белль по щеке. Живая. Теплая. Светлая.

Если он ее не отпустит, она не выдержит. Он отлично понимал, чем все кончится: тьмой и холодом.

— Ты должна уйти.

До сих пор не выправив дыхание, Белль пыталась вернуться на землю, хотя оргазм разорвал ее тело на кусочки и лишил сил. А тут еще Адам сказал, что ей нужно уходить.

— Будем спать у меня в комнате? — Рано она радовалась прогрессу в их отношениях. Адам наконец-то пустил ее к себе, а теперь вздумал убраться из спальни. На несколько шагов она все-таки продвинулась, но что уж злиться, если они оказались такими крохотными?

— Нет, — отрезал он. — Дело не в комнате. Ты должна вернуться в Калифорнию. К Тони.

— О чем ты говоришь? — Паника в ее душе зашевелилась, как стая перепуганных мышей. — Я не хочу никуда идти. Мы помолвлены. Ты только что подарил мне кольцо.

— Можешь оставить его у себя. Мне все равно. Продай его, если твоему отцу для лечения понадобятся деньги.

— Ничего не понимаю… Мы занимались любовью! Мы…

— Это была ошибка. От начала до конца. Я повел себя эгоистично. Ты пожертвовала собой ради моей репутации, а ведь я этого не просил, Белль. Ты не должна была подвергать себя такому испытанию.

— Я сама выбрала этот путь, — заартачилась она. — Потому что люблю тебя.

Он вздрогнул.

— Нет, не любишь. Прочти пару статей о наших отношениях, Белль. У тебя стокгольмский синдром. Я отрезал тебя от внешнего мира, и ты начала сочувствовать своему захватчику.

— Мерзавец! Расскажи еще о моих чувствах, психолог-дилетант! У меня есть свое мнение. И о своих чувствах я знаю сама.

— Это ты так думаешь, — уколол он ее.

— Хочешь внушить мне, что я безумна? — вскипела Белль. — С каких пор ты отрицаешь мои чувства?

— Ты о них ничего не знаешь.

— По-твоему, женщины слишком пустоголовы, чтобы понять собственное сердце?

— Нет. Просто ты не знаешь того, с кем решила разделить ложе. Я никогда не рассказывал до конца, что произошло в тот вечер, когда моя жена умерла. Я никогда не объяснял, почему считаю себя монстром. Из-за шрамов? — Адам поднялся, заиграв мускулами. — Плевать я хотел на шрамы. И на потерю смазливой мордашки. К черту эту ерунду! Я стал монстром задолго до аварии, и последующие события лишь обнажили мою сущность. Уродливую. Себялюбивую. По крайней мере, теперь моя физиономия может служить предупреждением.