Лорин Батлер - Прости за любовь…

Уго намеренно не спешил замечать присутствия миссис Медфорд. Он уже жалел, что согласился на эту встречу. Пусть она и унаследовала состояние Медфорда, но даже ее миллионы — всего лишь капля в море для компании «Ферри». Саймон Блейк, душеприказчик Медфорда, уговорил Уго принять вдову. Он согласился, чтобы оказать любезность Саймону, поскольку женщина упрямо желала воспользоваться услугами именно его компании и, что еще удивительнее, требовала личной встречи с Уго. Если ей удалось заставить несгибаемого Саймона действовать против собственных принципов, то это должна быть весьма изворотливая особа.

Таких женщин Уго презирал. И с каждым новым предательством все больше презирал весь женский пол. Будь его воля, он запер бы их всех в гареме и использовал только по необходимости. Они называют себя слабыми и беззащитными, а на деле гораздо сильнее и опаснее, чем целая армия мужчин.

— Миссис Медфорд, синьор, — напомнила ему Джина из-за спины посетительницы. С ее стороны это было большой смелостью, поскольку она отлично знала, что он в любой момент может взорваться.

Но он действительно слишком замешкался. Поэтому, стиснув зубы, Уго попытался изобразить некое подобие улыбки и, выпрямившись, посмотрел на женщину, к которой уже заранее испытывал неприязнь.

У него упало сердце. То, что он увидел в нескольких футах от себя, заставило его усомниться в собственном душевном здоровье. Он не верил своим глазам. Не хватает только, чтобы по сторонам от нее появились из воздуха еще две женщины — Натали и его мать. Три ведьмы.

Когда голова Уго поднялась, Сэнди почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Он не изменился. У него по-прежнему была фигура атлета и твердый, волевой подбородок. Волосы по-прежнему черны, как ночь, а руки — такие же большие и сильные, какими она помнит их. Он словно заполнял всю комнату собой и исходящей от него жизненной энергией.

Однако его внушительные размеры и неисчерпаемые внутренние резервы почему-то заставляли ее быть очень мягкой и нежной с ним. Почему так? — спрашивала себя Сэнди сейчас, оглядывая свое прошлое с высоты зрелости. Его нельзя было назвать мягким и беззащитным гигантом. По крайней мере, ее он отверг жестоко и безжалостно.

Сэнди ожидала увидеть ледяное презрение, но то, что обнаружила, потрясло ее до глубины души. На нее смотрели глаза Джимми, чудесные, почти черные глаза Джимми, обрамленные такими же длинными ресницами. И еще она видела те же высокие скулы и тот же удивительной лепки рот.

А это очарование, Боже праведный! Она совсем забыла о мужественной красоте смуглого аристократического лица, от которой у нее всегда замирало сердце, а душа пела. О как это больно — стоять здесь и с прежней любовью смотреть в это лицо!

Да и как я могу не любить человека, по образу и подобию которого создан мой сын? — с глубокой горечью думала Сэнди. Она словно попала в будущее и видела своего Джимми через тридцать лет: огромный рост, смуглое лицо, созданное для того, чтобы разбивать сердца. Должно ли то, что она воспитывает будущего пожирателя сердец, послужить для нее предостережением или, напротив, пробудить материнскую гордость? Она не знала, не понимала. Не понимала даже, почему думает о таких глупостях сейчас, когда у нее есть гораздо более серьезные дела.

Какой-то шорох за спиной привлек ее внимание. В дверях маячила секретарша Уго, не понимающая, что происходит. Сэнди стояла без движения, не издавая ни звука. Уго застыл, на его лице было написано такое потрясение, что было очевидно: он потерял дар речи.

Значит, тяжелая задача начать разговор лежит на мне, поняла Сэнди. Она готовилась к этому моменту, часами напролет снова и снова проигрывала его в уме. Идя сюда, она считала, что Уго навсегда убил все чувства, которые она испытывала к нему. Я ошибалась, призналась себе Сэнди, преодолевая разделяющую их мраморную пустыню и останавливаясь на расстоянии вытянутой руки от него.

Она постаралась взять себя в руки и со всей светскостью, которую приобрела за последние восемь лет, произнесла:

— Здравствуй, Уго. — Сэнди даже умудрилась протянуть ему на удивление бестрепетную руку. — Прошло много времени, не так ли?

Его словно ударили в солнечное сплетение. Это правда… это явь. Перед ним стоит Сэнди. Не призрак, не образ, воскрешенный из глубин его памяти. Те же золотистые волосы, более темного оттенка золота глаза, гладкая, словно светящаяся изнутри кожа, маленький нежный рот, мягкий, с чувственными интонациями голос, как прежде будоражащий его чувства.