Ивонн Линдсей: Замуж за бывшего мужа

Имоджин пронзило острое желание. Ни один мужчина, кроме Валентина, так на нее не действовал. Никто не мог с ним сравниться. Ей нужен только он. И как ей быть? Отказаться от него навсегда или наступить на горло собственной гордости и принять то, что он предлагает?

— Мы можем заключить перемирие? — хрипло спросил он.

Имоджин хорошо помнила этот тон. Он говорил так, когда очень ее хотел. Но и она вожделела его.

— Возможно, — неохотно согласилась она.

— Что привело тебя сюда сегодня? — спросил он.

— Ты скажи первым про свои мотивы, — попросила она, не желая выказать слабость перед мужчиной, который мог любить ее вечно или растоптать, и выбрал последнее.

— Будь по-твоему, — согласился он. — Когда я попросил бабушку подобрать мне жену, я четко знал, чего хочу. Мне нужен был компаньон, с которым я мог бы поделиться и самым сокровенным, и тем, что произошло со мной за день. Мне нужна была женщина, которая хотела бы иметь ребенка или даже несколько детей. После твоего ухода я сначала думал, что сумею прожить один, но с годами понял, что хочу иметь будущее, в котором есть жена и дети, и не хочу умереть в одиночестве, а хочу оставить частичку себя в потомках.

На глаза Имоджин неожиданно навернулись слезы. Его признание попало в точку. Она пришла сюда сегодня за тем же. Как можно иметь столько общего и быть такими разными?

Валентин между тем продолжил:

— Ты поэтому обратилась в брачное агентство моей бабушки?

— Знай я, что Алиса владелица «Решено на небесах», умчалась бы оттуда, как черт от ладана, — ответила она с вызовом, но потом тихо добавила: — Да. Именно поэтому я и подписала контракт. Я тоже хочу детей. И еще я хочу иметь партнера, на которого смогу положиться и которому смогу доверять.

Доверие.

Слово повисло в воздухе между ними. Валентин глубоко вздохнул. Им недоставало доверия в Африке и не только в их брачных отношениях. В стране процветала коррупция, и правительство боролось с ней по мере сил. Даже в госпитале, где работал Валентин, он не всем мог доверять.

— Доверие — это улица с двусторонним движением, не так ли? — мягко спросил он.

— Конечно. Но у тебя не было и нет причин мне не доверять, Валентин.

— А вот ты мне не доверяешь. Ты это хочешь сказать?

— Что я еще могу сказать, опираясь на опыт прошлого? — ответила она вопросом на вопрос. — Это ты нарушил брачный обет, а не я.

Валентин ощутил растущее раздражение. Она не слышала его тогда, и теперь он не может до нее достучаться.

— Значит, мы в тупике, если только ты не готова оставить прошлое в прошлом.

Имоджин в недоумении уставилась на бывшего мужа.

— Ты считаешь, я могу забыть, что ты трахал другую бабу в нашей постели? — Она намеренно употребила грубое выражение, не желая смягчать его вину. — Ты предлагаешь забыть твою измену?

— Не было никакой измены, Имоджин, — нетерпеливо бросил он. — Ты видела меня в тот день? Ты не дала мне шанса объясниться, только сразу прислала бумаги от адвоката на развод. Может быть, хотя бы сейчас ты меня выслушаешь? — настойчиво спросил он. Ему не хотелось выглядеть в ее глазах негодяем, раз представилась возможность объясниться. — Послушай, Имоджин, я знаю, что ты была шокирована, когда увидела Карлу в нашей постели. Я дал ей ключ, чтобы она поспала между сменами, поскольку в ординаторской разместили пациентов. Ты знаешь, как мы там работали. Карла едва держалась на ногах, и я предложил ей отдохнуть у нас, поскольку наш дом ближе всего к госпиталю. Я не предполагал, что она кого-то приведет. Имоджин, я работал как каторжный, мы с тобой редко виделись. Неужели ты думаешь, что, если бы у меня выдалась свободная минута, я предпочел бы провести ее с ней?

— Действительно, зачем тебе это? — фыркнула Имоджин, выгнув бровь.

Валентин подавил раздражение.

— Я не был с ней в ту ночь.

— Она уверила меня в обратном.

— Она сказала тебе, что я был с ней?

Имоджин заколебалась. Она снова и снова проигрывала в уме ту роковую ночь.

— Она была немногословна, — нехотя призналась Имоджин.

— И тем не менее ты мне не веришь.

— Нет. Я не могу.

В ее последних словах Валентину послышалась боль. Ему показалось, что она ведет с собой внутреннюю борьбу. А что, если она пытается ему поверить? Он подумал, как бы повел себя в аналогичной ситуации? Был бы поставлен в тупик? Его раздирали бы противоречивые эмоции? Поверь она ему, то семь лет одиночества и печали были бы на ее совести? Но это не так. Хотя он не изменял Имоджин, но и за сохранение брака не стал бороться. А надо бы. Но проклятая гордость помешала. Если бы он смог убедить ее дать ему, точнее, им еще один шанс. У них могло бы получиться.