Энни Уэст: Неминуемое соблазнение

Где она? Что с ней?

Пытаясь сосредоточиться, она осмотрела слабо освещенную комнату: стул для посетителя, прикроватная тумбочка и маленькое окошко. Вдруг она поняла, где находится – в больнице, куда ее привезли после аварии.

Но вместо того, чтобы успокоиться, она еще больше разнервничалась. Чувство дезориентации не проходило. Она больше ничего не могла вспомнить.

Ни своего имени.

Ни национальности.

Ни что делала в Риме.

Она абсолютно ничего не помнила.

Она инстинктивно потянулась к туалетному столику, нащупав расческу и ванильный бальзам для губ – ее единственные личные вещи. Одежда, окровавленная и порванная, была непригодна для носки, а сумочка пропала.

Все же кое‑что ей удалось вспомнить.

Она точно не итальянка. Она говорит по‑английски, а по‑итальянски знает лишь несколько слов, необходимых туристу. Ей немного за двадцать. Светлокожая, с правильными, но обычными чертами лица. Серо‑голубые глаза и рыжевато‑каштановые волосы, выглядевшие поникшими после того, как с них смыли кровь.

А еще она беременна.

Она прерывисто задышала, снова испугавшись при мысли, что беременна, не помнит своего имени и совершенно одна.

Доктора надеялись, что амнезия пройдет. Ей тоже хотелось надеяться на лучшее. Днем, когда в палату заходили медсестры или врачи, она чувствовала себя лучше, несмотря на бесконечные анализы и обследования. Тогда она не ощущала себя одинокой.

Вдруг ей показалось, что она в палате не одна и что за ней кто‑то наблюдает.

Она медленно, поскольку любое быстрое движение отзывалось болью, повернула голову в сторону двери и несколько раз моргнула. Неужели к потери памяти добавились галлюцинации?

В дверном проеме стоял высокий широкоплечий мужчина в элегантном темном костюме. Он словно сошел с обложки модного мужского журнала. Мужественное лицо с высокими скулами, волевым подбородком и едва заметными ямочками на щеках выглядело очень привлекательным.

Внутри у нее что‑то дрогнуло. Она была приятно удивлена. Незнакомец отвлек ее от чувства жалости, которое она к себе испытывала в этот момент. Однако, стоило ему войти в комнату и подойти ближе, она тут же ощутила, что он не так‑то прост и приятен, каким показался на первый взгляд.

От него исходила такая мужская сила, что у нее по спине побежали мурашки. Даже щетина на его скулах выглядела сексуальной. А глаза были умными и проницательными. Он был таких внушительных размеров, что занял почти все пространство палаты.

У нее бешено колотилось сердце, когда она подняла на него взгляд.

– Кто вы такой? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

Возможно, что он приглашенный консультант, потому и ведет себя по‑другому. Не улыбается, не говорит банальностей типа «время – лучший целитель». Он без халата и стетоскопа. Хотя она не представляла, как можно что‑то надеть поверх такого безупречно‑элегантного костюма.

Он испытующе смотрел на нее карими в золотистую крапинку глазами.

Она почувствовала неловкость и напряжение.

– Я хотела бы знать…

– Ты меня не помнишь? – спросил он медовым голосом, в котором чувствовался стальной оттенок.

Она попыталась сесть, но снова откинулась на подушку, поморщившись от сильной боли в голове.

– Ты в порядке? Позвать медсестру?

Стало быть, он не врач.

– Я должна вас знать? Мы встречались раньше?

В его глазах промелькнуло странное выражение.

– Вы меня знаете? – с надеждой спросила она.

Кто‑то же должен ее в конце концов узнать.

– Я…

В этот момент в палату вошел врач. Тот самый, который уверял ее, что память непременно вернется. Он быстро заговорил с незнакомцем по‑итальянски. Тот скупо отвечал. Они продолжали беседовать, словно ее в палате не было.

– Можете мне объяснить, кто этот человек и что он здесь делает? – прервала она их нескончаемый разговор, обратившись к врачу.

Доктор повернулся к ней, а незнакомец продолжал смотреть прямо на нее. Он не сводил с нее глаз в продолжение всего разговора с врачом.

Она натянула одеяло до подбородка. Что‑то в его взгляде заставляло ее чувствовать себя обнаженной. И не только в физическом смысле. Ей казалось, что он познал ее внутреннюю суть, которую она так старательно скрывала от внешнего мира.

И это приводило ее в трепет, поскольку в настоящий момент она сама не знала, кто она такая. Может, хоть он ее просветит.