Оливия Гейтс - Сказочные ночи

— Я должен был заслонить своим телом Наджиба. Он — кронпринц, я должен был думать лишь о его безопасности. Однако я выбрал тебя.

— Но ты спас его и всех остальных.

— Я же сказал, что мне, к счастью, удалось компенсировать потерянное время. Наджиба могли застрелить прежде, чем я ликвидировал угрозу. Зная, что ранение или смерть кронпринца стоят гораздо больше, чем пятьсот жизней, я все равно пошел на это.

Время тянулось бесконечно. В глазах Джалы, похожих на драгоценные камни, плескалось потрясение. Она судорожно вздохнула:

— То есть тебе хватило одного взгляда, чтобы потерять голову и рискнуть всеми и собой ради моего спасения?

— Нет. Я потерял голову несколько раньше…

Ее губы приоткрылись. Очевидно, это также было новостью. Мохаб никогда не рассказывал Джале, что впервые увидел ее двумя годами раньше и предпринимал многократные попытки ее разыскать.

— Но я не видела тебя до этого.

— Не было никакого смысла показываться тебе на глаза. Ты — аль-Масуд, а я всегда оставался аль-Ганемом. По сравнению с нашими семьями у Монтекки и Капулетти была просто небольшая заварушка. К тому же я считал, что вовлекать женщину в мою безумную жизнь, по меньшей мере, неумно. — Мохаб помолчал. — Но когда я увидел тебя в беде, все разумные мысли испарились.

В ее взгляде было так много эмоций… Лишь собрав волю в кулак, он удержался от того, чтобы обнять ее и осыпать лицо поцелуями.

— Зачем ты говоришь мне об этом сейчас? — поинтересовалась Джала.

Он пожал плечами:

— Проверяю твое утверждение по поводу того, что ты знаешь все. Только что я доказал обратное.

— Пытаешься задобрить меня?

С его губ слетел невеселый смешок.

— Хотелось бы… Как человек, который был не единожды ранен, я предпочел бы получить пулю в висок, а не мучиться от того, что действовал непрофессионально, стараясь уберечь женщину, которая меня не знает… Которую я никогда не смогу назвать своей.

Однако Джала не купилась на его признание. Странно. Сколько раз Мохаб представлял себе эту сцену. Ее реакцию… Он решил идти до конца, и будь что будет.

— Когда я увидел твои глаза, а в них страх, мужество и ярость… Я испугался, что вижу их в последний раз. Потом мне захотелось узнать тебя по-настоящему. Инстинкты взяли надо мной верх, и я не противился.

Джала не смотрела на него.

— После нашего знакомства ты сделал все, чтобы я оказалась в твоей постели. И прежде чем я успела перевести дух, ты предложил мне выйти за тебя замуж. А когда я отвергла тебя, ты грозился оклеветать меня.

Мохаб заскрипел зубами, вспоминая, в каком отчаянии он пребывал тогда.

— Да, это было бессмысленно. Не нужно было удерживать тебя.

— Конечно, — хохотнула Джала. — Ты потерял самообладание от набежавших чувств. Как такое могло произойти с хладнокровным мужчиной, которого отправляли по следу шпионок?

Настала его очередь удивиться. Она узнала? Но как?

Джала продолжала:

— Мне говорили, что, если дело касалось женщины, на тебя всегда можно было положиться. Ты — безупречный агент, работающий под прикрытием. И сейчас ты хочешь сказать, что влюбился в меня с первого взгляда? В двадцатидвухлетнюю представительницу враждебного рода? И потерял голову от моей красоты?

— Это так. — Мохаб снова вздохнул.

Она прищелкнула языком. Этот звук эхом отозвался в его теле. В любую секунду он был готов сорваться и сжать ее в объятиях.

Джала, не замечая перемены в его настроении, не унималась:

— От разведчика я ожидала услышать что-то более убедительное или, по крайней мере, более правдоподобное. Мне кажется, что все похвалы, которые я слышала в твой адрес, неоправданны.

— И все же мне придется задать тебе вопрос: это все, что ты знаешь?

Ее глаза превратились в льдинки.

— Все, начиная с того момента, как я отправилась на встречу с Наджибом.

Джала не могла оторваться от глаз Мохаба, пока он признавался ей в своих чувствах.

Она не могла понять, как именно они вводят ее в транс. Когда пылают от страсти или же когда меняют цвет, как сейчас, когда он говорит о самом сокровенном? Его зрачки то расширялись, то сокращались, создавая впечатление пылающих углей.

Спустя год после того, как ее взяли в заложницы, Джала не переставала мечтать о его живых глазах, его прикосновениях, его голосе. Нет, она не думала о Мохабе как о человеке, который спас ей жизнь. Ее потряс мужчина. От одного его взгляда она растекалась, словно была сделана из воска. Подобное чувство претило ее независимому характеру. Братья дружно утверждали, что она была слишком зрелой для своих лет.