Николь Майклз - Обними меня крепче

Еще два месяца назад Линдси снимала жилье с подругой, но та внезапно вышла замуж и съехала, а арендная плата ей была не по карману. Неприятный сюрприз, но ничего не поделаешь. Состояние ее финансов приближалось к критическому. Заказов не было. Нет заказов – нет продукции – нечего продавать. А если нечего продавать, откуда возьмутся деньги?

Анна и Майк платили ей за дизайнерскую работу по дому, но это были небольшие суммы, явно недостаточные, чтобы обзавестись жильем. Ей нужны были хоть какие-то накопления, чтобы снова почувствовать себя уверенно. Хорошо бы отец вернул то, что давно у нее позаимствовал, но в глубине души она понимала, что ничего от него не получит.

Линдси закрыла ноутбук, положила на тумбочку у кровати и откинулась на подушку. Семейство за стеной, должно быть, закончило купание, поскольку малышка возмущенным криком выражала недовольство.

Линдси задумалась, будет ли и у нее когда-нибудь все это: семья, муж, счастье и стабильность. К сожалению, чтобы получить перечисленное, надо с кем-то встречаться, ходить на свидания, целоваться, заниматься сексом… Нет, вниманием мужчин она не была обделена: и на свидания ее приглашали, – но Линдси всегда так долго сомневалась, не ищут ли они развлечений на одну ночь, что претендентам надоедало ждать. Такое действительно несколько раз случалось, так что ее колебания имели под собой реальную почву.

Линдси сняла носки и забралась под простыни, стараясь не прислушиваться к звукам, доносившимся из-за стен, потом погасила лампу и устроилась поудобнее. Было еще очень рано: всего половина девятого, – но день выдался длинный и трудный. С утра пораньше она встретилась с Анной, потом бесконечно долго выбирали плитку и краски. Кроме того, сон позволял ей не думать о чем не следовало, и все же… все же… Мысли о плитке плавно перетекли к дому, а потом и к Дереку, что неудивительно: широкие плечи, пояс для инструментов на узких бедрах… Он совсем молодой – чуть за тридцать, – но выглядит так, словно всю жизнь занимался тяжелым физическим трудом на открытом воздухе. Его лицо с резкими чертами было немного обветрено, но ему это очень шло. И хоть у него не возникало необходимости каждый день бывать на стройплощадке, он проводил там все время, с утра до вечера, как чернорабочий. Линдси, конечно, обдумывала и анализировала каждую их встречу, каждый взгляд, каждое прикосновение, даже те слова, что услышала от Ванессы. Линдси не думала, что у Дерека могли сохраниться к ней какие-то чувства: слишком много времени прошло – восемь лет. Да, он наверняка испытывает чувство вины, возможно и некоторые сожаления, но ей не это нужно от мужчины. Она не могла забыть его горькую усмешку и странные слова: «… Все решится без моего участия. Значит, так тому и быть».

Почему он так настойчив? И чего добивается? Как может объяснить то, что сделал? Хоть убей, она не могла найти ему убедительное оправдание: как можно встречаться с одной женщиной, а чувства испытывать к другой. Она до сих пор задавалась этим вопросом, как и много лет назад.

Их отношения были недолгими, но безумными, всепоглощающими, исполненными страсти. Линдси влюбилась так сильно, безоглядно и быстро и чувствовала себя такой счастливой, что у нее не было времени подумать о последствиях происходящего до того, как он выбил почву у нее из-под ног.

Она и теперь, восемь лет спустя, помнила ту ночь до мелочей, словно это было вчера. За несколько дней до этого они вместе провели восхитительную ночь. Тогда они уехали из Лоренса в Канзас-Сити и сняли комнату в отеле. День был великолепный: канун Рождества, покупка подарков, восхитительная еда, – а ночь и вовсе волшебной: он неустанно, снова и снова, покрывал все ее тело поцелуями. Тогда Линдси была уверена, что единственная у него, ни секунды в этом не сомневалась и даже, лучась счастьем, поделилась с Мэл. И тогда Дерек исчез: несколько недель о нем ничего не было слышно, и она встревожилась. Он не отвечал на телефонные звонки, не прислал ни одной эсэмэски, не появлялся на занятиях. В конце концов, объявился: пришел сам, но выглядел при этом каким-то странным, взъерошенным.

Линдси хоть и сердилась, но была готова выслушать и простить: ведь наверняка для столь экстравагантного поступка у него была весомая причина. Он вошел в комнату, лицо его исказилось от боли, а потом заговорил, и весь ее мир в одночасье рухнул: «Линдси, мне очень жаль, но я… не знал, как тебе сказать».

В ту самую минуту, когда эти слова сорвались с его губ, она поняла, что все кончено. Она потерянно стояла рядом – в шортиках и футболке, с легкомысленным конским хвостиком – и чувствовала, как сердце разбивается на части.