Хелен ван Слейк - Под покровом чувственности

Но как она могла обвинить любимого человека в том, что тот нарочно сделал ее беременной? Он мог вовсе об этом не думать. Она действительно хотела иметь детей, но полагала, что ребенок появится в результате их совместного решения, обоюдного согласия. Однако теперь уже было глупо спорить. Что сделано, то сделано.

– Да ничего. – Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась немного натянутой. – Я думала, что мы не будем торопиться и подождем. Теперь мне придется покупать подвенечное платье, специально сшитое, чтобы скрывать беременность.

– Навряд ли. Мы поженимся в течение двух месяцев.

– Так скоро? – охнула она.

– А зачем ждать, я не молодею и к тому же ждал тебя достаточно долго, верно?

– Да... может быть, ты и прав.

Он взял ее лицо в ладони и поцеловал.

– Во время свадебного путешествия я увезу тебя в какое-нибудь прелестное уединенное местечко.

– И что же это за местечко?

– Как насчет темницы? – сказал он, улыбнувшись непонятно чему.

Она удивленно рассмеялась.

– Кто же ты такой? Воскресший маркиз де Сад?

– Может быть, Эбони, все может быть.

– Не ты, Алан. Тебе хочется представиться большим злым волком, а на самом деле ты добрый и лохматый медведь.

– Даже медведи могут быть опасны, дорогая. – Он улыбнулся ей в ответ и наклонился, что бы еще раз поцеловать. – Всегда это помни, – прошептал он и легко потрепал ее за щеку. – А сейчас вставай, женщина. Нас ждет корзина с едой, которую приготовил Боб.

– Вот это жизнь, – вздохнул Алан, откидываясь на спинку сиденья и поднося бокал с вином к губам. Они уже прикончили одну бутылку шардоннэ и начали вторую. От приготовленного Бобом обеда из жареных цыплят с хрустящей корочкой, фирменного салата и грубого хлеба остались одни кости и крошки.

Завернувшаяся в одеяло Эбони сидела напротив него. Она смыла всю косметику с лица и выглядела, на взгляд Алана, шестнадцатилетней. Он подумал о том, что, возможно, в этом возрасте, а может быть и раньше, она уже доставляла удовольствие мужчинам.

На мгновение в нем вспыхнула дикая, звериная ревность, но потом он взял себя в руки. Если я собираюсь жениться на ней, то должен подавлять свою ревность, решил он. Или я сделаю это, или просто сойду с ума.

Но вместе с тем для мужа вполне естественно знать о своей жене как можно больше. Что я знаю о жизни Эбони до того, как она стала жить с нами? Пьер и Джудит отнюдь не были их соседями. Я и видел-то их раз в год. Алан уставился на свой бокал, медленно вращая его между ладонями. Когда он понял, что все это время избегал упоминания о детстве Эбони, ему еще сильнее захотелось прояснить этот вопрос. Он поднял голову, твердо решив расспросить ее о жизни с родителями.

– Да? – Она склонила голову набок и улыбнулась ему. Улыбка была такой невинной, что у него стало тепло на сердце. К черту все это, он не хочет знать ничего, что могло бы рассеять эту иллюзию невинности. Не сейчас. Не сегодня.

– Что да? – переспросил он с намеренно глуповатым видом.

В ее улыбке мелькнуло понимание.

– Ты собираешься о чем-то спросить меня. Я вижу по твоему лицу.

Он натянуто улыбнулся:

– Если ты так хорошо читаешь мои мысли, то слава Богу, что ты не мой деловой конкурент. Просто я хочу знать, как твоя нога. Все еще болит?

– Немного беспокоит.

– Может быть, дать тебе обезболивающего?

– Не надо. Лучше налей еще этого вина. Оно такое вкусное.

– Да, неплохое. – Алан наполнил ее бокал доверху, а остаток вылил в свой. – Боюсь, что больше его нет, хотя где-то здесь у меня есть какое-то еще. Хотя не шардоннэ и не охлажденное. Положить бутылочку в холодильник на будущее?

– Сделай одолжение. Надо же использовать то, что тебе не надо будет вести домой машину.

– Кстати, о доме, – вырвалось у Алана, пока он рылся в буфете камбуза в поисках вина, – тяжело, наверное, тебе было в детстве без родного дома. Я имею в виду... вы ведь в основном жили в нанятых квартирах и отелях, не так ли?

И это называется, он решил не будить спящего льва...

Молчание Эбони заставило его посмотреть ей в глаза.

– Ты не хочешь ответить мне?

По ее лицу он не мог прочитать ничего. Эбони, когда этого хотела, была мастерицей скрывать свои чувства. Но хотя угольно-черные глаза были спокойны, напрягшееся тело выдавало чувства. Она не хотела говорить о детстве. Даже само упоминание о нем расстраивало ее.

– Эбони?

– Послушай, Алан, неужели мы не можем найти более интересной темы для разговора, чем мое скучное детство?